Часть первая.

...Куда уж деться, но так устроен мир, что человек существо социальное и   ему до всего, что вокруг, есть дело. И вот только иногда, когда нестерпимая ипохондрия от шумного многоголосого погружения в толпу соотечественников (или национальных соплеменников [1]), становится совершенно невыносимой, и вдруг хочется тихого смиренного одиночества. Попробуй-ка, поразмышляй о чём-то «высоком и добром» в гурьбе рвущихся к литературному Олимпу непревзойдённых «гениев». Нет уж, я в добром здравом одиночестве перечитаю их эпохальные опусы и поразмышляю о том, в каком пространстве оказалась русскоязычная творческая литература…

Имею ли я опыт критического анализа современной литературы? Думаю, что не очень большой. Все мы уже со школьной скамьи научились «критическому» разбору произведений великих и бессмертных классиков русской литературы, но вот браться за современников – это уж увольте. Для этого существуют толстые журналы, которые целенаправленно вгоняют современную отечественную и любую другую литературу в «правильное» русло народного понимания, поскольку сам читатель, якобы, не в состоянии понять, что хорошо для него, а что, в общем-то, ему и ни к чему, ибо отвлекает от идеологически выверенных установок, рождаемых совсем уж не в литературных кругах.

Помнится, впервые я рискнул аналитически высказаться в пору моей ленинградской юности, когда кипели, пока ещё, страсти уже утихающих «шестидесятников». На одной из творческих встреч, по просьбе секретаря ленинградского отделения Союза писателей СССР, я провёл критический анализ последних произведений ленинградского «поэтического братства» на предмет существования логического содержания этих «эпохальных» творений. И что бы вы думали? После моего сорокаминутного доклада, а вслед за тем положенных в таких случаях непродолжительных аплодисментов, выступило несколько поэтов, и с вымученной признательностью пообещали учесть высказанные мной замечания. Но не тут-то было! Из зала к трибуне прошествовал поэт Семён Водянский, который тоже оказался «в обойме» моей критики, и громогласно завопил:

– Это я – новый неудачный «имажинист с затонувшего корабля»!? – процитировал он меня. – Да я самый трезвый реалист питерских задворков! Я глас, не услышанного этим Карасёвым, безмерно вопиющего! 

– Безмерно много пьющего, – воспользовавшись моментом, заметил в голос я.

– Нет, нет! – вопил Водянский. – Вы послушайте этого критикана! Он ещё издевается над поэтом! Да, мне бы ща-ас стаканюгу портвейничка, а то сердце разорвётся, но сначала я разорву этого азиата!

Сквозь невообразимый хохот из зала послышалась реплика: «Да, налейте ему стакан, а то, не дай бог, скончается на трибуне!». Творческая встреча закончилась всеобщим гвалтом, и, не дожидаясь заключительного слова секретаря, все разбрелись компашками в уютные приюты души и вдохновения…

…Вечером, в маленьком кафе на Малой Канавке, Семён, кривясь и проливая горькую слезу в стакан с вином, говорил мне доверительно:

– Да, ты прав, каналья. Но зачем же критиковать поэтов? Вам, земным аборигенам, нас трудно понять. Мы ведь живём не здесь, с вами, а там! – и он указывал пальцем куда-то вверх на потолок.  

Потом были несколько моих мелких аналитических заметок в российской прессе. Но я так и не понял, что поэты и писатели – это те, кто не с нами на этой бренной земле, а там – вверху. Они, как истинные небожители, взирают на нас, суетливых, с божественной выси. Но, как говорится на Востоке – «вернёмся к нашим …» отечественным литераторам.

Когда сегодня меня иногда спрашивают о впечатлении от творчества того или иного поэта или прозаика, я стараюсь отвечать коротко и однозначно. Правда, стремлюсь хоть как-то следить за творчеством некоторых пишущих «собратьев по литературному цеху», но вот времени подчас недостает, чтобы глубоко и серьёзно анализировать, даже интересные творческие произведения. Да и не моё это, в принципе, дело. Есть люди, чьё ремесло именно копаться и «разжевывать» творения этих небожителей.

Вот и недавно поинтересовались о новой работе Николая Попова. На это я заметил, что пока Николай жил и творил в Узбекистане, его повести и рассказы были интересны, своеобразны и довольно глубоки по содержанию. Стоило ему переехать на ПМЖ в Россию, как он существенно начал сдавать позиции, измельчал. То ли громада пространства теперешней его страны давит на него своими масштабами, то ли пьяно-похмельная тематика окружающего менталитета не способствует художественной фантазии зацепиться за остросюжетное, стоящее, волнующее любого читателя. А раз так, то эти его новые писульки – однодневки проходящие. А жаль художника…

О поэзии я вообще не очень-то люблю говорить. Я люблю хорошей поэзией наслаждаться. Мне нравится слушать некоторых наших поэтов (особенно молодых), так как интерес к тому, что приходит на смену опытной поэзии, всегда злободневен, всегда воодушевляет меня самого. Возможно, талантов у нас предостаточно. К сожалению, не все они имеют доступ к публикациям, но самые настырные из них, всё же, худо-бедно, прорываются к массовому читателю.

Совсем недавно мне крупно не повезло. Ко мне обратилась Васильева, Тамара Ильинична, и попросила почитать её стихи. Отказываться, вроде бы, было неудобно, и не подобрав причину, я согласился. Конечно, как потом выяснилось, это был опрометчивый шаг. Через неделю Васильева передала мне свой сборник стихов в PDF-версии, при этом настоятельно просила, чтобы я высказал своё мнение. Дома я внимательно ознакомился с этой «поэзией», и понял, как мне не подфартило.

Затем некоторое время я старательно отлынивал от разговора о её стихах в надежде, что со временем всё позабудется. Но не тут-то было. Вскоре Тамара Ильинична заявила о том, что в ближайшее воскресение состоится презентация её сборника.

– Вы обязательно приходите на презентацию и выступите со своим мнением – сказала она. – Я надеюсь, что ваше мнение будет благожелательным, и было бы неплохо, если ваша оценка будет и в письменном виде.

– Не сомневайтесь, – ответил я, – моя оценка будет благожелательной.

Набросав несколько тезисов в свою записную книжку, я подготовился к выступлению. Но вот незадача: в день презентации я уже плотно лежал дома в обнимку со своим гриппом. После презентации, на следующий день, мне было несколько звонков, и привезли сборник стихотворений Васильевой. Подробно рассказали о прошедшем празднике, на котором собралось около двух десятков поклонников поэзии Васильевой, и о том, как поздравляли, славословили и благодарили за прекрасный сборник стихотворений. Всё было настолько трогательно, что в пылу ликующего порыва присутствовавшие дважды попытались хором спеть.

Чем громче славословья в адрес того или иного нашего пиита, тем более этот творец для меня становится скучнее. И вот почему. Помните, как Борис Пастернак писал: «Быть знаменитым некрасиво. /Не это поднимает ввысь», а потом – «…Позорно, ничего не знача, /Быть притчей на устах у всех», и далее – «…Но пораженье от победы /Ты сам не должен отличать»!  Совсем неплохо, доходчиво и понятно, не правда ли? Время способно рассудить, да так, что тоненькие тетрадки с десятью стихотворениями входят в антологию мировой поэзии, а самиздатовские тома востребованно оказываются в макулатуре. Чем мельче поэт, тем грандиознее его претензии на масштабность своих произведений.

Презентация – это само по себе хорошее мероприятие, когда происходит знакомство с новыми творческими произведениями того или иного автора, художника, композитора. Но каждый раз такая встреча – это возможность снова и снова поразмышлять над злободневными и оттого вечными проблемами людей, дать объективную оценку тому, как представляемый творец справляется с подобными задачами, а не размазывать друг другу по губам фруктовый мармелад.

Это положение хорошо заметил наш отечественный поэт Алексей Гвардин в своём стихотворении «Железный дровосек», в котором, обращаясь к Элли, он говорит:

«…С поэтами

уже пришла бы к цели.

Увы, их нет. А те, что преуспели
 в сентенциях по поводу и без,
 давно ушли в интерактивный квест. 
 И заняли присутственный насест,
 друг друга угощая карамелью».

С хамской бесцеремонностью, не обращая внимание на моё желание или нежелание, беззастенчиво крадя моё драгоценное время (а у меня его осталось совсем немного), от меня желают, чтобы я что-то там о чём-то «благожелательно» говорил.

Действительно, когда мелкотравчатая поэтика, литературная графомания как чертополохи пожирают бесценное пространство, где уже после них не может ничего путёвого произрасти (а ведь как хочется насладиться желанным настоящим высоким языком, который, несомненно, ещё существует в нашей туркестанской русской литературе), как можно оставаться индифферентным к той вакханалии, которую видишь, слышишь, читаешь. Нужно говорить! Говорить и выпалывать сорную траву бездарности. Не могу молчать!..

Перед презентацией мне позвонили некоторые очень известные литераторы Республики и спрашивали: «Кто такая Тамара Ильинична? Что за поэтесса, и почему я должен обязательно присутствовать на какой-то презентации?». Ну как объяснить людям, что для поднятия значительности собственного «я», ей нужно, чтобы рядом были Имена.

И я решился всё, что вы сейчас читаете, изложить в письменном виде с целью исключительной благой желательности к этой поэтической даме!

Сборник, который оказался у меня в руках, типичное самиздатовское производство. На обложке стоит имя – Мария Дар, это творческий псевдоним Т.И. Васильевой. Название сборника «Предчувствие ренессанса». Претенциозно, но не буду к этому цепляться, поскольку просто любопытно, какое же Возрождение предчувствует М. Дар? Открываю сборник и вижу, что ни на авантитуле, ни на следующей странице нет никаких технических данных кроме упоминания «Ташкент 2016». Нет никаких указаний об авторе иллюстраций в тексте сборника, а их, как выясняется, немало. Если эта графика была, например, скачана из интернета, то всё равно авторство должно быть указано. Правда, на шмуцтитуле есть маленький круглый значок, обозначающий авторство, принадлежность текстов и прочего. У знака стоит имя – Мария Дар, что юридически неверно, ибо это есть псевдоним, который не обладает правопреемственностью, если конечно он (псевдоним) не вписан в паспорт Т.И. Васильевой. Зато есть на всю страницу цветной фотопортрет поэтессы на баритированной бумаге с личным автографом.

– Ну, хватит придираться к безграмотным мелочам, – говорит мой внутренний голос. – Переходи же скорее к предчувствию! Ведь интересно же! – 

Брошюра Марии Дар начинается, прямо скажу – неожиданно. Преамбулу или введение в свою поэзию, автор озаглавила «Парус поэзии».  Непонятно, зачем вообще для сборника поэзии нужно авторское предисловие? Или поэзия не может сама о себе рассказать?  Обычно в вводной части кто-то рассказывает о самом поэте, о времени его творчества, или дают советы читателю, на что надо особо обратить внимание. Не более того. В данном случае не всё так однозначно.

Преамбула начинается словами: «Человек – часть Великой Природы (ошеломляющее открытие для читателя!). Ребёнок будто разлит, растворён в ней (эта фраза весьма туманна: какой ребёнок? Причём здесь ребёнок? Да и образность исключительно притянута, как говорят, за уши. Да, можно образно раствориться в природе, соединиться с ней, и даже окунуться в неё, но вот «разлиться», – это уж, извините, я не представляю, как). А Поэзия? Где она? Что она? Зачем она?» – вопрошает Мария Дар. Потом поэтесса начинает объяснять мне, неискушённому, и вероятно, по её мнению, глуповатому читателю, что такое поэзия. При этом она так и сыплет гениальными именами русской поэзии. Разумеется, что с очень многими определениями сути поэзии, её предназначении можно согласиться. Правда, при этом не покидает меня чувство, что это я уже давно и многократно читал, но у совсем других и более авторитетных авторов, литераторов, критиков.

Очень ненавязчиво поэтесса рассказывает о своей жизни, приводя автобиографические данные. Потом следуют сентенции типа «…включив поэзию в школьные программы, всё равно уделяли и уделяем ей недостаточно внимания». Затем, уже в форме чуть ли не манифеста, она призывает: «Урок поэзии, по моему мнению, должен быть самостоятельным, отдельным предметом с первого по последний класс».

Здесь следует заметить, что программы по русскому языку и литературе пишут не Лихачёвы, а вот такие же, как Васильева преподаватели. Но не только «урок поэзии», но ещё много иных знаний следует преподавать в школах. В античные времена, коли М. Дар упоминает в преамбуле богов и богинь того периода, молодёжь обучали разнообразным единоборствам, ещё и истории, математике, рисунку, поэтике, а ещё и риторике. Было бы просто замечательно, считаю я, если бы сейчас преподавали риторику для педагогов, чтобы они научились ясно и точно излагать свои мысли.

Читаю я эту преамбулу, и что-то подспудно мне подсказывает, что всё это написано не так просто. Ну, да! Как же я сразу не догадался? Мария Дар, перечисляя имена грандиозных и самых, пожалуй, талантливых поэтов России, как бы ненавязчиво рассказывает о себе и невольно читательские ассоциации позиционируют поэтессу в одной когорте с этими великими. А я-то думал, ну зачем для сборника нужно это предисловие...

Хочу обратить ваше внимание на ещё один занимательный факт: дело в том, что в моей электронной версии книги Марии Дар, после предисловия следует и постскриптум, который не вошёл в самиздатовский сборник. А он весьма любопытен.

В этом прибавлении она пишет: «Строгий критик найдёт в этом сборнике много несовершенных строк: разностопных, со сбитой ритмикой и разнотипной рифмовкой – простых, разговорных, даже с вольной пунктуацией. Это делалось автором зачастую сознательно. Наряду со строго выверенными, отшлифованными стихами – как степные (полевые) цветы –    поэтически вольные сюжетные зарисовки. Их несовершенство, мне мыслилось, должно было придать сборнику некую «домашность», простоту, доступность, дружескую доверительность, задушевность беседы. Много стихов написано в сонетной форме. Но строгие его каноны порою несколько изменены, или слегка варьированы, как и некоторые немногочисленные триолеты».

Вы внимательно изучили этот постскриптум? Просмотрите ещё разок и убедитесь, что поэтесса прямо говорит, что никакой нормальной поэзии вы здесь не встретите, а будет некая «домашность». Можно подумать, что поэзия Тютчева, Фета, Пушкина и иже с ними, на которых в предисловии ссылается Мария Дар, лишена понимания в семейном, тесном кругу и её надо читать только с пьедесталов, трибун или мавзолеев? И потом, любая настоящая (классическая) поэзия проста и доступна любому читателю. Какая может быть «дружеская доверительность», когда поэтесса демонстрирует типичное графоманство (а это мы с вами увидим ниже по тексту) и считает, что именно это придаст чтению безграмотных стихов, «ихнесовершенство» –  «задушевностьбеседы»?

Итак, своё предисловие наша поэтесса заканчивает весьма патетически: «Поэзия – как великая богиня – мудра, прекрасна, всесильна. Она многомерна, как и сама жизнь. Её драгоценные капли здесь, на Земле, равносильны живительному райскому нектару и амброзии – пейте их: перед вами откроется Путь, ведущий к Бессмертию». А раз поэзия — это богиня, а «богиня» – понятие эфемерное, то её можно и изломать, исковеркать, надругаться «сбитой ритмикой», «разнотипной рифмовкой», «несовершенством строк» или, «даже вольной пунктуацией». Ну, что ж тут поделать, раз просят меня высказаться – поспешу попить нектара и вкусить амброзии, которые мне приготовила Мария Дар…

                                              *

…Поэзия нашей поэтессы, начинается в сборнике с первого раздела, озаглавленного «Поэзия – наш талисман». Пропускаю парочку стихотворений, где, впрочем, рифма ведёт себя достаточно вольно. Ну, да и бог с ней.  Вот, к примеру, её стихотворение, если можно это произведение так назвать – «Рыцарский дух»:

«Исчезли рыцари давно,

но суть идеи всё равно

в сознании людей осталась.

Нет прежнего, увы, накала,   (Это уж точно – времена, увы, не те)

но возродится, верю, снова,

коль не загублена основа. (Да кто же этот мерзавец, загубивший основу рыцарства?)

В поэзии она живёт –  (Всё понятно – поэты это рыцари без доспехов) 

И в души всех людей вольёт 

добро и силу, веру, дух – (Интересно, а что это за дух? Вероятно, рыцарский?)

и обострятся чуткость, слух, (Оказывается, мы же ещё все глуховаты)

Любви и братства в ней начала – 

и нет мощнее пьедестала».

Я, конечно, не могу судить, как это может «обостриться чуткость» – это что-то новенькое в образности – неужели может быть тупая чуткость, которую надо обострить? Но суть-то не в чуткости, вероятно. А вот живёт ли в нашей поэзии рыцарский дух, так это ещё вопрос. Но так хочется нашей поэтессе. Вот хочется ей, что бы поэзия имела «любви, и братства в ней начала». Когда и где это в историческом былом так было – и не припомню. Ну, а о «мощном пьедестале» этого самого «братства» можно сказать так: вот взгромоздимся всем поэтическим гуртом на пьедестал, и будет сразу каждому «щастие»! Но чаще всего подобные пьедесталы оказываются, в итоге, простыми банальными надгробиями.

Затем, Мария Дар нас потчует нектаром под названием «Поэзия – феникс». Что-то мне подсказывает, что это попытка представить нам сонет. Можно было бы пройтись по образности, что поэзия — это «зерно – ростки, поля – укрыта ими вся земля» и при этом ещё «злу любому не подсудно». Потом, эти – зерно, ростки, поля «мы пьём – как воздух»! И вот она обнаруживает, что есть «…дух божьей паутинки», – оказывается, существует и такой дух, который «Обресть его нам помогали звёзды» и «Дух этот в каждом дне, тиши ночей, в твоей крови – узрим и без очей…». Без глаз, конечно, узреть (углядеть, увидать, усмотреть и т.п.) сподручней, особливо, если это невидимые духи, обитающие в крови. Но вот с «фениксом» тут немного посложнее. По тексту М. Дар нам растолковывает, что этот дух божьей паутинки «и возродится он в любое время» и далее «Как чудо – птица феникс бессмертный. … Сгорит в том костре любое бремя…». Подождите-ка, вместе с бессмертной птичкой фениксом сгорит в том (каком; по тексту не было никакого костра?) костре и бремя (какое бремя – бремя радости земной, бремя забот трудовых, бремя семейных хлопот, бремя чтения глупых навязанных стихов?). Так ли надо этот пассаж понимать? А может, это элементарная подтасовка слов под слабенькую рифму?

О толковании сонетов Марии Дар я ещё вернусь ниже по тексту. Но вот, например, следующее стихотворение Тамары Ильиничны «Откуда приходят стихи». Мне немедля стало любопытно познать это, поскольку психология творческого процесса, остаётся до сих пор сферой споров философов, психиатров, художников и т.п. Один великий Поэт уже написала нам: «…Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда…».  Правда, как-то сразу меня насторожил эпиграф перед стихотворением, придуманный самой Т.И. Васильевой: «Сметут космические воды поработителей народов». Интересно. Читал я у поэтов о «небесных водах», «небесных ливнях», «небесных хлябях», «небесных потоках», а вот о «космических водах» что-то не приходилось слышать. А! Вероятнее всего, когда сойдут «космические воды», на свет родится новый поэт. Вы уже догадываетесь кто? И причём же к «приходам стихов» какие-то «поработителинародов»? Заинтриговала меня Тамара И. Васильева. Читаю (не забывайте, везде в скобках мой комментарий):

«Стихи приходят странно очень: (Бывает такое) 

в тиши ночи раскроют очи, (Вероятно, поэта, чтоб не спала, когда приходят стихи? Или у стихов тоже есть глаза?) 

язык предельно верен, сочен. (И это, редко, но случается)

И образ лёгкий был в них точен. (Рад за поэтессу, правда, рифма самую малость подхромала в этих четырёх строках)

Спустились парусом белейшим, (Очень образно – вероятно, это строки рождающегося у Марии Дар стиха?)

Небесным даром от старейшин: (Возможно, и может быть даже кому-то заслуженно) 

от тех, кто жизнь земную прожил – (Допустимо, что великие поэты?) 

в стихах своих Он снова ожил. (Стоп. Тут что-то не понятно. Кто «Оножил»? Если поэтесса имеет ввиду какого-либо «старейшего» поэта, так он и так остался жить в своих стихах и что это ему «в тиши ночи» снова перед ней оживать?) Читаем далее этот труд:

В единой связи с целым миром – 

стихи всё зло оставят сирым…»  (Вот здесь снова приостановимся).

 Над словом «сирым» поэтесса ставит сноску, а внизу страницы даёт пояснение значения этого слова, поскольку читатель, по её мнению – неграмотен, культурно ограничен, скорее всего глуп, и потому ему надо растолковать, что слово «сирый» – сиротливый, одинокий, бесприютный, бедный, обездоленный, жалкий, унылый. Далее начинается настоящая фантасмагория! Казалось бы, на этом можно было бы и остановиться. Но не всё оказывается так просто. Да, мы знаем подобное толкование этого слова в словарях В.Даля и С. Ожегова. Но Мария Дар вдруг, казалось бы, из ничего, ставит за толкованием тире и рождает ещё один синоним: опустеть, который к «сирому» не имеет ни малейшего отношения. Она уже толкует читателю придуманный ею синоним в глагольной форме! Браво! И какой грамотей на это мог решиться? Итак, цитирую её далее – «опустеть, т.е.  малолюдный, безлюдный, пустынный, приземлённый (Sic!), опустившийся (Sic!), отрешённый (Sic!), а также противопоставивший себя общепринятому в природе и жизни: добру, труду, созиданию (Sic!) – т.е. носителю потребительского и прагматических начал (Sic!), с эгоцентрическими взглядами (Sic!), обиженного на весь мир (Sic!) и завистливого (Sic!) – негативный образ, антипод в человеческом обществе (!!!)». Вероятно, она списала эту галиматью из Википедии?

Из этой сноски автор нам пытается втолковать, что «сирый» (бедный, одинокий, обездоленный…) – это в итоге «антипод в человеческом обществе»! Но для чего? А для того, чтобы появилась строка «…стихи всё зло оставят сирым», и чтобы она как бы рифмовалось «…с целым миром» в предыдущей строке!

Боже ж ты мой! Какую надо было использовать эквилибристику со словами, чтобы хоть как-то оправдать свою же неудачную рифму и направить читателя в русло своей эфемерной мысли, абсолютно абсурдной, до примитивности «сирой»! Вообще, как мы ещё убедимся, Мария Дар большая любительница подобных сносок. Но и это ещё не всё в этом коротком стихотворении. Читаем дальше:

«Бумага – щит, копьё – перо – 

горит душа, горит нутро! (Здесь мне кажется всё понятно. У меня тоже иногда «горит нутро» после радостных и обильных возлияний с друзьями! А когда же ещё может «гореть нутро»? Не от изжоги же, в самом деле?)

Стих распахнул глаза, сердца, 

создал идеи для дворца. (Такое тоже может и случится, когда поэт своей строкой вдохновляет на строительство новых дворцов для простолюдинов – вспомним Французскую революцию! «Сердца распахнуть» – Приемлемая образность, но вот как стих в предложенном контексте может «распахнуть глаза», извините, не понимаю).

он на борьбу зовёт всех нас! (Простите, а с кем мы все должны бороться?)

О, старый мир, пришёл твой час…» (Задержимся и на этой строке на минутку).

О каком старом мире говорит поэтесса? Неужто о Советском Союзе? А может быть в контексте «дворца» о периоде царского самодержавия? Ну и далее: если пришёл его час, то в каком это виде – борьбы против его существования, стало быть, уничтожения, или, как сегодня модно – для некого возрождения? Если по ночам к поэтессе приходят строки стихотворений, призывающих к разрушению, то поверьте мне, это очень печально. Однако, как мы уже вероятно забыли, само-то стихотворение носит название «Откуда приходят стихи». Так откуда же приходят к Марии Дар стихи? Ответа на этот вопрос вы не найдёте в этом шедевре.

Хорошо, что наша поэтесса в другом стихотворении «Мир глазами поэта» утверждая, что «В земном пространстве всё старо. Под серым небом – серый мир», но вдруг появляется поэт, и «в дожде унылом серебро» вдруг «узрит» и заодно «зов слышит лир» (!). Затем он, этот поэт под дождичком, начнёт «бой за людей, не окрылённых». Конечно, я мог бы опять спросить: «не окрылённых» чем, кем и зачем? Мне почему-то не верится, что мираб или доярка из кишлака Орлат думают в своей работе об «окрылённости». Но вот придёт поэт из фантазий Марии Дар и всех их и нас окрылит! В конце концов, поэтесса провозглашает: «…И силой ВЕРЫ мир спасён!». Ну, слава, богу, и, разумеется, пришедшему поэту через нашу поэтессу. О том, что мир спасен, и мы всё ещё в нём хоть как-то проживаем manifestum non eget probatione [2]! После такого апофеоза мысли Марии Дар, невольно заговоришь на моей любимой латыни…

…В своей работе над текстом я всегда относился с огромным уважением к своему читателю. Представьте себе, что я ни на секунду не мог опустить читающего написанное мной на какой-то иной интеллектуальный уровень, в котором пребываю сам. Разумеется, я допускаю, что читатель не может знать какой-либо иностранный язык, и поэтому делаю переводческие сноски. Но не более того. Во всём остальном я часто ставлю себя учеником своего читателя и жду от него не только понимания, но и пояснения о некоторых жизненных коллизиях. Итак.

В стихотворение «Нить через века» и почему-то с подзаголовком – «перевёрнутый сонет», вероятно от того, как я успел заметить, поэтесса большая любительница заниматься словесной эквилибристикой, так что меня совсем не удивляет то, что она может поставить с ног на голову любой поэтический жанр.  Мария Дар и здесь привносит такой эпиграф собственного сочинения: «Увы, мы люди бренны, смертны. Судьба ж высокая – бессмертна». Простите меня, но я с этим утверждением согласиться не могу. Судьба, Тамара Ильинична, у каждого человека своя. Выбирает он её или не выбирает, покорно ли следует ей или пинками ломает её планы и наперекор обстоятельствам добивается своей цели, но судьба каждого кончается вместе с человеком. Тем более что, образно говоря, судьбы бывают самые различные – государств, семьи, армий, лесов, садов, поросёнка Фунтика, и всегда эти судьбы заканчиваются вместе с исчезновением государств, распадом семьи, гибелью армий, с вырубкой лесов и садов, с хорошо прожаренным беконом и т.п.

Всего пару коротких замечаний. Разумеется, и так понятно, что это не классический итальянский сонет. Но вот мне интересно – там у вас стихи шагают через века и нежно протягивают ручки (вероятно к вам) и (вероятно у вас) «Проснулся вновь в душе сонм чувств», которые копило небо и пролило на вас «как дождь.… Спустил на землю смелый вождь». Кто этот «смелый вождь»? В вашем вверх тормашками сонете это не поясняется. Из сонета становится ясно, что дождь пролился на вас тремя страницами, с чем вас и поздравляю.

Словом, я понял, что разбирая далее подробно каждое творение Марии Дар, можно безвозвратно, как говорят знающие люди, уйти в «астрал» и стать любимым пациентом психиатрической клиники. Поэтому я буду останавливаться лишь на самых впечатляющих творениях поэтессы – нектарах и амброзии, как она нам обещала. Но их не просто много, а как любит выражаться сама Мария Дар, – их сонмы!

А вот и вторая часть сборника, которая озаглавлена как «Природы светлое начало». И может быть кого-то и удивит, но и эта часть начинается с предисловия, где Т.И. Васильева трогательно продолжает рассказывать свою биографию и, при этом не забывает сказать, что знакомится с «…огромным миром человеческого бытия: Доде, Драйзер, Стендаль, Бальзак…», где ей не обойтись и без «русской классики: Толстой, Тургенев, Бунин, Грин… фантастика Беляева и др.». Я, кажется, догадываюсь, для чего и в этой части было сделано развёрнутое вступление...

Открывает эту часть несколько стихотворений о детстве, два из которых – «Воскрешающая сила детства» и «Заветный смысл природы» (названия-то какие!) вовсе и не стихи, а так – недоразумение. Язык Т.Васильевой, практически во всех её стихах и прозе сборника, до скорби гетерогенен, можно сказать – твёрдо стоит на набивших оскомину штампах. Нет в её стихах ярких вспышек образности или пируэтов мысли, какими радуют хотя и редко, но иногда стихотворения наших же отечественных поэтесс Раисы Крапаней или Елены Пагиевой.

Правда, вот в следующем стихотворении «Мудрая палитра» у Мари Дар вдруг «сверкнул» эпиграф: «Я опускаю кисть в закат…». Хотя эпиграф без подписи, но это не Мария Дар! Я уже когда-то слышал эту фразу. Обязательно, в дальнейшем найду автора этой строки. Сейчас это делается довольно просто – задам вопрос в интернете, и из сотен и сотен миллионов пользователей кто-то обязательно подскажет мне это имя.  Но вот само стихотворение – просто умопомрачительное по своей логике.

Продолжая тему эпиграфа, поэтесса пишет, что «В розовый закат уходит день, /наступает синий вечер». Пока это логично. Но вот дальше:

«Переходность не беспечна: 

Свет и тьма, жара – прохлада, тень». 

Так в чём здесь «не беспечность»? Всё наполнено смыслом круговорота Земли вокруг Солнца, не так ли? Какое своеобразное открытие поэтессы!

В следующем четверостишье про закат уже забыли: 

«Зелень лета, влажность утра,

 цвет меняет небо, воды, 

бабочки полёт свободный – 

всё свежо, разумно, мудро…» (Очень новая и оригинальная мысль!)

В следующем и последнем уже пятистрочии поэтесса вопрошает:

«Переходы и уходы…

Умиранье – лишь страданье?».

Вопрос, что называется – в лоб. Кажется, каждому понятно, что умирание совсем не радостное событие. Но нет, Мария Дар поясняет:

«Нет же, тоже созиданье – (Sic!)

Простите, не понял – это как смерть может созидать? Дьявольщина какая-то, но вот пишущая этот шедевр развивает свою противоестественную мысль дальше: 

«тяжкий труд на дни и годы».

Как-то уж очень необычно – умирание, есть «тяжкий труд на дни и годы». Но и это не предел абсурда:

«И порою отрицанье 

воздвигает чудо-своды». (Данное правописание самой поэтессы).

Кто бы мне пояснил «отрицание» чего? Что умирание — это не страдание, а даже наоборот – весёлая радость? Да и кто бы мне, неразумному, растолковал, как отрицание сооружает какие-то «чудо-своды» и что это за своды, чего над чем?

Потом идут стихотворения «Симбиоз природы и людей», «Листьев зелёный огонь», «Зелёное облако – земное око» и тому подобное. Только не обольщайтесь: у Марии Дар названия стихов не соответствуют их истинному содержанию.  Пропущу несколько приятных шедевров из перечисленных названий, где присутствуют такие строки:

«Свет Лета, Осени, или Зимы с Весною 

всех награждает радостью и новою душою!»

А вот мне бабушка говорила, что бог каждому при рождении даёт одну душу. Наши попы в церквях то же самое твердят и требуют беречь душу от греха. А зачем её беречь, когда, по мнению поэтессы, каждое время года нам даст новую душу? И заканчивается этот пассаж:

«Союз с Природой наш вновь обновляет грани».

Какие там «грани» вновь обновляются помимо души, Мария Дар нигде не поясняет, вероятно, считает, что мы и сами знаем все свои «грани» … 

Очень оригинальное, мягко говоря, стихотворение «Зелёное облако – земное око». Наша поэтесса пишет:

«Облако зелёное на коричневой ноге – 

это дерево средь поля стоит одиноко…»

А я-то мог подумать, что это картина Матисса. Но можно и такую образность употребить в поэзии. Читаем дальше:

«Ветры, все бури, и Солнце – всегда и везде.

Трудный Путь… Дороги Судьбы и добры, и жестоки». 

Соотносить с логикой о дереве эти строки пока не приходится. 

«Крона та необычна: растянута, чуть сжата».

Действительно необычна – так она сжата или растянута? Не может мой носовой платок быть одновременно сухим и мокрым. 

«Сила и воля в том дереве множится упорно.

И хотя жизнь его на испытания богата, –

Небу и свету верно оно – трудится плодотворно».

Разумеется, можно принять и такую образность, если поэтесса одухотворила это дерево. Но, боже мой, какая у неё умопомрачительная рифма! Читаем дальше:

«Образ поэзии на Землю спустило в кроне своей – 

Воображение в нас оживило, думать заставив».  (Выделение чертой по тексту, то же от восторженного автора этих заметок. – В.К.).

Такое тоже может случиться, если мы жили как примитивные грибки: без воображения и мыслей в голове. Правда, было бы любопытно увидеть этот «образ поэзии». Каков он? И потом – мы, вероятно, никогда до прихода поэзии Марии Дар думать себя не только не заставляли, но и не пытались!

«Творческою тропою поведёт верных друзей, 

око земное в кроне зелёной, взору представив». (Вот она – родная ей нескладуха-невладуха!)

Не знаю уж, куда может повести дерево, средь поля одиноко стоявшее. И было бы любопытно узнать, что оно там мне взору представит? Как-то всё куце и неубедительно. И, несмотря на знакомство, по утверждению Марии Дар, с классикой мировой литературы, образность её косноязычна. Не получается пока у неё быть и поэтом эмоций, – неумение передать некое иррациональное состояние духа лишает поэтессу пластичности слова, обращенного к самым главным проблемам жизни человека в подлинной гармонии. Преодолеть скованность и примитивизм языка могут только неподдельное горение внутренней мысли и тончайший композиционный расчёт, строгость к своему слову, ритмике стиха. Но к ритмике нашей поэтессы мы ещё обратимся ниже по тексту.

Дальше следует стишок «Сказка воды». И как всегда, у Марии Дар «убойный» эпиграф собственного сочинения:

«Память твоя – вернейшее чудо:

Воду в пустыне даже добудет, (Очень интересно: каким это образом воду добудет моя память? Что-то такого в моей практике ни в Каракумах, ни в Кызылкумах, ни даже в Гоби такого не случалось.).

         «В снег превратит, охладит, напоит». (Это как добытую воду в пустыне можно превратить в снег? Если «охладит, напоит», тогда зачем воду превращать с начало в снег?).

«Память твоя – древнейший реликт». (Простите мою несообразительность, это как? Если моя память «древнейший реликт», то вот что-то я динозавров не припомню.).

Потом идёт стишок про зиму. Когда «…К новым дарам приобщены мы», а вот «Эти богатства – нет – не конечны». А уж потом я понял и глупость эпиграфа. Оказывается, «Сказка Зимы в памяти вечна…». Вероятно, это и есть «реликт» поэтессы? И память, по её мнению, «Зной охладит даже в пустыне». Хотел бы я посмотреть, как Мария Дар будет своей «реликтовой» памятью охлаждать зной в пустынях. Я стараюсь всегда понять образность мысли любого человека, но образность идиотизма для меня великая тайна. Здесь уже надо обращаться к Зигмунду Фрейду. Тем более что наша поэтесса далее пишет: «Блага воды не быстротечны, /явятся чудом, смоют кручину – /в зимах и вёснах воды едины» (!!!). (Точно – нужен Фрейд). «Блага воды», что бывают и медленнотечны? Какую «смоют кручину» – женской тоски, душевных невзгод или возвышающийся уступ на берегу реки? А «воды едины» только в «зимах и вёснах», или летом и осенью существует иная вода, несоединимая с водой её стихотворения?

– Так что же ты делаешь Карасёв? – говорю я сам с собой. – Ты же обещал проходить мимо критического анализа логического содержания большинства стихотворений Марии Дар.  

– Но что же я могу с собой поделать, когда практически в каждой из её вещиц отдельные слова, целые фразы, а то и целиком весь текст так и цепляются за брючины, не дают шага ступить? – размышлял я. – Постараюсь, постараюсь сокращать себя.

Далее следует стишок «Природы труд». Это о месяце декабре, когда на поэтессу спустилось с небес «слово милого привета» – честное слово – это ipsissimis verbis [3]. В нём она требует разговора «о чистоте души», но при этом разговор заключается лишь в мечтах «о розах, серебристых росах… О предстоящих вскоре грозах» … Затем она обещает всё о чём говорилось: «Их сила очищение земное завершит». А как же нам жить без чистилища! Разумеется, и в этом стихе нет смысла искать нормальную рифму.

Следом напечатан стишок о весне, а затем и о лете, естественно. Там и эпиграф, в котором «лето, ты, как пламенный герой, дар нам явишь» – посох. А вот что с ним делать и куда идти? Пуститься в странствия вместе с поэтессой? Марию Дар, в громадных количествах стихотворений, так и заклинило на всякого рода дарах. Сначала это вызывало простое раздражение, но вот потом пришло ко мне просветление! Как же это я сразу не понял? Т.М Васильева может быть – воплощение матери божьей – Марии, посланной нам, земным обывателям, как божий Дар? Вот он откуда, этот псевдоним, как спустившееся с небес «слово милого привета».  Бывает…

Если вы всё же доберётесь до стишка о лете, то прочтёте, что «…Сонмы листьев резных, трав и кустов – /в жаркие дни там тени благой покров». Там же: «Всюду цветы, капли, капли цветов, /ароматов дразнящаяплавность» (!?), а затем такая строка: «Есть и тайна в каплевидных формах». И так, «дразнящая плавность» – просто феноменальная образность! «Плавность» раздражает наши обонятельные рецепторы и «капли, капли» так же щекочут мои ноздри как недавно «Нафтимизин» и «Гриппосол». В чём же эта тайна в каплевидных формах (непонятно, правда – чего? кого? цветов наверно?), наша замечательная поэтесса не раскрывает и до конца своего сборника так и оставляет нас в неведении…

В след за тем появляется стишок «Подарок Природы». Очень разнообразные названия! Но и там опять: «… и сонмы листьев – золотой ответ» (!). Мария Дар пишет: «…Есть талисман: стать можно молодым.  /Лишь злато – сон с землёю разделив…». Это как? Нам с вами не понять о каком талисмане вообще речь, а всё остальное образная нескладуха со златом для листьев, да и поспать в самом прямом смысле с землёю она нам советует. Придёт время, и мы обязательно разделим сон с землёй – ведь я не индус, чтобы сгореть в погребальном костре и не поклонник веры Зороастра, чтобы плоть мою до вычищенных костей растащили собаки и птички...

Как-то неожиданно попалось стихотворение «Зёрна радости», хотя до этого напечатаны стишки про апрель, который в конце стихотворения оказывается почему-то мартом, про «Завет красоты», где смысл понимает, вероятно, только сама поэтесса, и притом стишок вовсе без такого поэтического элемента, как рифма. Здесь снова эпиграф (как же нас радует эпиграфами поэтесса!), что называется – ни к селу, ни к городу. Читаем: «Козни все Иуды – сор – крепнет в нём сосновый бор. Выигран Природой спор». Как может крепнуть сосновый бор, если растёт на мусоре, который вероятно является кознями Иуды? И вообще, причём здесь библейский Иуда? А вот с кем выиграла какой-то спор Природа – неужто с Иудой? Полная чепуха…

Стишок тоже подстать эпиграфу:

«…Зёрна радости есть всюду:

В семенах, цветах, плодах – 

Дарит нам природа груды (Sic!).

Их растим в садах, полях – 

мы свершим с Весной вновь чудо: 

негатив раздроблен в прах».

Вот уж поистине – не ведает, что язык мелет. В стихотворении нет ни слова о каком-то там «негативе». Может быть этот «негатив» имя Иуды в эпиграфе к этому шедевру? То неведомо нам, приземлённым. Правда, позже поэтесса посвятит этому Иуде свой отдельный назидательный стих!

Листаю книженцию дальше. 

– Господи! – вдруг заговорил мой внутренний голос. – Она ещё и циклы сонетов сочиняет! Ну, классик! Ну, классик! Читай и поглощай амброзию скорей! 

В моём представлении о поэзии навсегда водворилось убеждение в том, что большинство самых прекрасных поэтов мирового уровня не рисковали сегодня вторгаться в особый мир Сонетов. «Но что нам опыт мировой литературы? Вот хочу и буду писать эпохальные поэмы, разудалые сонеты и чёрте что ещё! Я творец! А раз так, то с меня и взятки гладки!».

«Двенадцать сыновей Земли и Года» назван поэтессой этот веночек «сонетов со сказочным сюжетом». Это не что иное, как попытка поэтессы воспроизвести предысторию появления братьев-месяцев, которые фигурируют в знаменитой сказке Самуила Маршака. Я не буду подробно останавливаться на поэтических достоинствах этих стихотворений, которые с сонетами и «рядом не ночевали». Все эти братья появляются в её стихах благодаря любви Земли и Солнца. Последовательность появления их поэтесса начинает с марта. В восторженной, по её мнению, образности, Мария Дар преподносит это так, как будто бы представляя себя самою в образе Земли «невесты голубиной». Над словом «голубиный» поэтесса ставит сноску. Объясняет нам, что голубиный – это голубица. Очень неубедительно! Потом ещё поясняет: «2-е значение: кротость, невинность, целомудрие, мягкость, незлобивость какого-либо существа (обычно о девушке)». Мне же эта ссылка опять не очень понятна, какое отношение имеет прилагательное «голубиный» к существительному в ласкательной форме «голубица», которого в тексте нет. И потом – «голубиный» и «голубица», простите, это все-таки два разных слова по значению и смыслу, разве что корень одинаковый.  Я знаю, что существуют: голубиный полёт, голубиный дом, голубиный помёт, а «голубица» — это слово несколько из иной, как говорят, оперы. Опять в сноске потягиваем «ишака за уши», что бы рифмовалось со словом «лебединой» в следующей строке. Но и предыдущая строка меня вообще смутила. В ней тоже есть сноска! Поэтесса растолковывает слово «кормило». Она нас, читателей, активно просвещает. В сноске она сообщает что «Кормило – руль судна, кормовое весло (корма – противоположный конец от носа)». Ну, что же здесь комментировать, когда, по мнению поэтессы, – плебеи мы неразумные. Не переживайте дорогие читатели, Мария Дар в этом сборнике будет нас ещё не раз и не два «радовать» своими многочисленными сносками. А я их прокомментирую…

Например, в одном из сонетов, у поэтессы есть такая строка: «…Красок зов в закатных сказках Ярилы…».

Над словом «Ярилы» Мария Дар вновь ставит сноску и растолковывает: «Ярило – от слав. Солнце». Спасибо ей огромное! Просветила. По мнению нашей поэтессы, откуда же нам знать работы Татищева В.Н.  «История Российская», Ключевского В.О. с его восьмитомником «Сочинений», академика Соловьева С.М., профессора Московского университета и организатора Высших женских курсов России Герье В.И.,  профессора истории искусств Московского университета Корелина М.С., академика Калачкова Н.В., заведующего архивом Министерства народного образования и председателем Археографической комиссии Барсукова Н.П., академика Тихонравова Н.С., профессора Казанской духовной академии Знаменского П.В., академика Платонова С.Ф., основателя и руководителя Исторического музея в Москве Забелина И.Е., профессора Казанского университета Фирсова Н.Н., архиепископа Лаврова А.Ф., профессора Института красной профессуры и директора Академии Коммунистического воспитания и Московского исторического музея Рожкова Н.А., исследователя русской литературы и фольклора Пыпина А.Н., академика Виппер Р.Ю., профессора Московского университета по кафедре русской истории Любавского М.К., профессора Боннского университета по истории древнерусской культуры Гетц Леопольд-Карла, профессора русской словесности Московского университета и директора Московского архива Министерства юстиции Попова Н.А. – лучших исследователей древнерусской истории и славяноведения, а уж фундаментальный труд выдающегося академика Бориса Александровича Рыбакова о культуре, верованиях и божественном пантеоне древних славян нам и не мог, как будто бы присниться. Я знаю каждого из перечисленных исследователей по имени-отчеству, помню их даты жизни, по годам могу назвать, когда и где тот или иной профессор преподавал или директорствовал, организовывал экспедиции. Это не потому, что я сам славянофил, а просто потому, что я русский и горжусь этим, горжусь своей непростой и неоднозначной историей. Знаю, что русский язык богатейший из языков современной цивилизации. Располагаю достоверными сведениями о том, что русские, живущие за пределами России, знают историю своей прародины гораздо лучше тех, кто сегодня обитает на благословенных землях Руси. Но, вот, слава богу, пришла к нам из России просветительница Мария Дар и начинает нас приобщать к русской культуре. Я абсолютно уверен, что вскоре в своих стихах наша поэтесса поведает нам – тёмным и неразумным, кто такой Перун, Даждьбог, Зимцерла, Стрибог, Тур, Свентовит (Святовит), Сварог, Немиза, Берегиня, Волос (Велес), Мокошь и, разумеется, просветит, кто же были такие вещие: Хорс, Науй, Могуль, Алконост, Гамаюн, Сирин и т.д.

Вы думаете, на этом причуды поэтессы закончились? Напрасно надеетесь – всё самое интересное только начинается. В этих сонетах фигурируют странные создания – феи-панны! Мы, разумеется, уже с детства можем догадываться кто такие феи, но вот феи-панны, это что-то из суперфантастики поэтессы. Слышали, что панна (панночка), это как бы дочь польского пана, но в данном контексте такое простое толкование, похоже, не приемлемо. Есть, правда, в мировом фольклоре такой герой – Пан. Он, вроде, проживает в густых лесных чащобах и является как будто близким родственником нашему Лешему. Но в отличие от Лешего, он играет на музыкальных инструментах и завлекает мелодиями всякого с пути истинного. Русские художники иногда изображали его на своих полотнах в виде неприглядного, какого-то неухоженного пожилого отшельника. А поскольку сказочные феи чаще обитают также в лесной непролазной гуще, то можно выдвинуть крамольную мысль – не являются ли героини сонетов Марии Дар, этакими гибридами от соития этих персонажей? Ну а чем им ещё там заниматься в глухомани, поджидая редких незадачливых путников или несчастных сироток. Нормальному воображению трудно представить облик этого жизнерадостного порхающего гибрида. Ещё труднее представить себе, что в своих бессмертных сонетах Мария Дар возьмётся крестить месяцы года. Но, поскольку под рукой (в воображении) у неё не оказалось подходящего попа, она поручила это великое христианское таинство проводить этим самым феям-паннам! Абсолютная шизофрения, разумеется, зато как романтично.

Практически в каждом представленном сонете феи крестят какой-нибудь месяц и ещё изображают «…феи жест, руки её крестильной…», а в сонете №12 (прямо как у Шекспира – все сонеты у неё пронумерованы – вероятно, для будущих историков литературы), Мария Дар поручила своему гибриду совершить над Январём и святое причастие! В одном из сонетов читаем, что «…сутками для нас Октябрь творит зарю…» (Вероятно, ему – Октябрю необходимы многие сутки для подобного творения одной зари) или «Ноябрь туманный» в представлении поэтессы «как крест распятья», и в каждом стихотворении (Господи прости меня, ещё раз, за такое сравнение с поэзией!) обязательно присутствуют божественные дары.

Уважаемый мной читатель, только не подумайте, пожалуйста, что этот сборник издавался психиатрической клиникой. Поверьте, читая это творение, мне иногда самому так и хочется воскликнуть – ну, где ты lumen intellectus [4]?

Вот ее, так называемый сонет №8, где мы узнаём, что «Год земной и молодой, явило /Солнце, чтоб взвилась Любви пружина. /В единении – её вершина. /Фея с Сентябрём к причалу плыли». Разумеется, сентябрь месяц — это вовсе уже и не молодость года. А что, в другие месяцы «любвипружина» не взвивается? С кем простите «в единении» и что это за «вершина»? Я обещал вас порадовать уникальными сносками М. Дар – вкушайте амброзию! В следующем за любовной пружиной четверостишье поэтесса пишет: «Осень одинокой бригантиной /заскользила, парусные клинья /развернёт вот-вот огнём горнила». Как уж там клиньями парусов можно развернуть огнём какие-то горнила, моей логике не под силу понять эту образность. Но вот над словом «бригантиной» она ставит сноску и поясняет, что это «парусное 2-х мачтовое судно, прямыми на передней и косыми на второй мачте парусами». А уже в следующем сонете №9 ставит сноску над словом «Каравеллы» и сообщает что это «судно с высокими бортами и 4-мя мачтами».

Давая эти свои подобные толкования, Мария Дар, несомненно, принимает нас за каких-то малоразвитых аборигенов. А вот действительно, считает она, мы читатели из Средней Азии, недавно «с гор спустились» к её «интеллектуальному» роднику поэзии, и откуда мы можем знать типы морских кораблей. Конечно, мы живём не в России, поэтому вероятно даже в раннем детстве мы не читали «Путешествия Гулливера…», «Остров сокровищ», «Дети капитана Гранта», «Алые паруса» и «Бегущая по волнам», «Два капитана» и в кинотеатрах нам показывали только фильмы о пустынях, верблюдах, а не о приключениях Симбада-морехода и капитана Немо. Несомненно, ей надо было бы выделить типы кораблей в отдельный лирический цикл и рассказать нам, что есть ещё фрегаты, барки, шлюпы, иолы, шхуны и десятки других типов этих экзотических для нашего слуха судов.

Между прочим, самоочевидно, она бы могла нас известить, что есть ещё и такой тип кораблей, который придумали французы, как – мистраль (перев. как «северный холодный ветер»). Ох уж эти оригинальные французы – вот взяли и назвали военные вертолётоносцы романтическим именем – «Мистраль», и объявили эти плавающие монстры новым типом кораблей. Это, явное упущение столь ошеломительной поэтессы, поскольку это слово идеально вписывается в разные ритмические ряды. И написала бы она для нас сакраментальное стихосложение. Ну, например:

(Пишу свои стихи как сон,

А в море ходят лишь мистрали.

Проклятья критиков, их сонм.

Вот взяли в душу и на с...). 

Не понимаю, почему собравшаяся компания почитателей таланта поэтессы на презентации её сборника не обратила внимания хотя бы на подобные сноски (ладно, эти люди могут вообще не разбираться в самой поэзии)? Она же откровенно считает всех этакими грамотно недоразвитыми пигмеями. А может быть эта компашка как раз из той же «когорты» графоманов?

Кстати, Мария Дар ещё в сонете №3 растолковала нам значение слова «когорта», где в сноске пояснила, что это: «2 знач. (перен., высок.). Крепко сплочённая общими идеями, целями группа людей», правда в контексте сонета это всего лишь – цветочки синие, сиреневые, жёлтые, которые оживают и «…оживают, «нет» говорят тоске». Очень мило, не правда ли? А вообще-то данное слово подразумевает военный отряд, десятая часть легиона в древнем Риме. Употребление в поэзии второго или ещё какого-либо значения обычно не приемлемо. Тем более что эти цветочки вовсе не сплочённая группа людей, да и идеи растения сами не рождают и не проповедуют. А вот в сонете №4 читаем «…Всё живое озон чистый пило…», где над словом «озон» тоже следует ссылка и объясняется, что «Озон – газ, подобный кислороду, обладающий окислит. и обеззаражив. свойствами» (именно так в тексте). Действительно, ну откуда же нам знать, что это аллотропичное видоизменение кислорода, молекула которого состоит из трёх атомов кислорода; газ с характерным запахом, образующийся из кислорода воздуха при электрических разрядах и под воздействием ультрафиолетовых лучей солнца; постоянно содержится в атмосфере, достигая наибольшей концентрации на высоте 20-25 км над уровнем моря? Совершенно правильно, что это сильный окислитель; употребляется для очистки воздуха и воды, а в пищевой промышленности – как бактерицидное средство. Так что «всё живое» точно обеззаражено. Вот чем бы обеззаразить нашу поэзию? Но и на этот вопрос мы найдём у Марии Дар восхитительный совет, но чуть ниже по тексту этого примечательного сборника.

Я уже не заостряю ваше внимание на такие перлы в этом венке сонетов: «…Вот Декабрь – белейшая детина», «…Лики красоты, суровость ласки:/ маски треснут – а для чуткого добра /всюду притаились Божьи сказки», «В мире этом затаились богатства – /тот узрит, кто наполнен наивом», «Суженной, Земле, Любовь спустило, /Году – сказок ворох – с Неба эликсир – /хватит на века, для них ориентир, – /чтоб дарили, меж собой делили», «Август фея крестит у рябины /… Впереди победы лик и торжество. /Вскроет недра он, морей глубины…», «…Чист, целебен день, усилья мага /выбелили горы и овраги – /красота Зимы всем дарит счастье…», «…и бодрит мороз струёй живою…», «…И свершилась, наконец-то данность: /жертвы, ложные пути, сомненья – /позади. Итог земной – творенье: /Февраля явленье – осиянность!». Да, и чуть не забыл! Мария Дар помимо месяцев года крестила ещё и: «Окрестили сразу феи-панны /Веру, Силу, Честь, Любовь, Служенье, /Труд упорный, Мужество, Горенье – /Дух наполнят – для Него осанна». Крещением всего и всякого она будет заниматься на протяжении всего сборника. Разумеется, что над словом «осанна» тоже поставлена ссылка, которая поясняет, что это превозносить кого-то, петь хвалебное песнопение. Ну, слава богу – теперь мы это знаем.

В этом «веночке», она пытается образовать единый сюжетный цикл. Но он рассыпается от несоответствия единого ритма и метра, а уж о рифме можно в этом цикле и вовсе не мечтать. Какие-то натужные потуги на эпическую примесь только больше заболачивают само предназначение сонета.

Третий раздел этого сборника «Дождей серебряные нити…» ничем, естественно меня уже удивить не мог, поскольку в эпиграфе к самому разделу я прочёл: «В мире, разъятом дожди – связующие скрепы (Sic!)». Чтобы читатель не скучал, я вам процитирую небольшие фрагменты этих стихотворений (да простит меня бог за такое сравнение!).

«…Дождь, дождь, дождь…

                               льёт со всех сторон…

Чистит Небо и Землю он.

Серый фон – гром – Неба закон.

Капель хрусталь… Вылит флакон – 

Дробь… Чёток ритм – зной взят в полон.»

Или в другом стишке:

«…А на крыше – капли бьют фокстрот и польку.

На стекле же – вальсы, вальсы, вальсы только».

«…Из зеркальных глубин это счастье – наяву – 

им ненастье без препятствий вновь я оберну».

В другом стишке «Грустный бал – и светлый бал» Мария дар выдаёт нам очередные перлы: «Сквозь веки слышу дробный звон…». Интересно, а вы умеете так слышать сквозь веки? И опять нашей поэтессе неймётся – всё и всех крестит:

«…Летят дождинки – вдруг стали паром – 

был в Небесах полёт – недаром: 

там благодать их окрестила…».

Или вот такой сочинённый ею эпиграф к четвёртому разделу сборника прозванным «Земные стихии и человеческое творчество»:

«Четыре земные стихии 

разумную жизнь воскресили, 

крестились Духом всесильным!

Все земли спасали мессии!».

Начинается раздел со стишков о воде, потом о земле, о воздушном океане, где поэтесса нас просто потрясает:

«Есть очень странный океан: 

Воздушная стихия – 

Земля парит, плывёт – пустые 

все недра будто в ней – чей план?».

Вы что ни будь, поняли из этого четверостишья?

Потом взгляд Марии Дар устремился к солнцу, и сразу появляется стишок «Солнце-творец», где поэтесса вопрошает: «Реально Солнце кто рисует? /Мощь ослепительна для глаз, /в нём ураганом свет бушует – /как передать его экстаз?» или доверительно сообщает что «Энергии остудит время /и беспредельность расстояний – /воспрянет солнечное семя /в бессчётных новых состояньях…». О каком солнечном семени ведёт речь поэтесса, нам не ведомо и, может быть, кто-нибудь мне растолкует – как это семена могут воспрянуть? Не знаемо нами и состояние солнечного «экстаза». Зато потом, следуют несколько стишков (не догадаетесь) – об огне! В них она повествует о значении огня для всех живущих на земле и даже сообщает что «Алмазы, золото создал огонь, и даже мысли… в людское племя – душу влил тот огонь лучистый» (Sic!). Что уж тут комментировать – verbum sat sapienti [5]!

После огня, у Марии Дар опять проявился интерес к солнышку и ему она снова посвящает несколько стишков – «Сказки солнца», «Дети солнца», «Ключи солнца», «Зёрна света в творчестве взойдут», «Музыка света», «Желанный свет» и т.д.

Но вот попадается на глаза стишок «Ориентиры». И вправду, у поэтессы начинают, как мне кажется, меняться ориентиры: «Истины слово – основа века, /наша опора – новая Мекка…». В другом стихотворении она пишет: «Этот огонь в нас не остужен. /Воли храм – святыня – Мекка!». Непонятно только: кто же пойдёт в этот храм, если ранее Мария Дар всех уже перекрестила?

Я специально пропускаю «сонмы сонм» стихов нашей замечательной поэтессы, для того, чтобы вы могли как можно скорее отключить свой телевизор, выбросить кроссворды и чайнворды и немедленно приобрели этот уникальный сборник так называемой поэзии и в уютном семейном кругу могли вдоволь развлечься, логически разбирая и комментируя стихотворение, одно за другим. Весельчак Евгений Петросян со своей командой изображающих из себя придурков, – просто отдыхают в бессилии перед Марией Дар. На целый месяц вам хватит развлечений (только стихотворений в этом сборнике больше двухсот страниц!), даже если вы будете посвящать этому каждый семейный вечер. Но делайте это с особой осторожностью, дозировано, чтобы всей семьёй не «уйти в астрал». Для тех, кто всё же не рискнёт приобрести этот уникальный сборник, продолжаю комментировать отдельные перлы амброзии и нектара!

Передо мной «прекрасное произведение» – «Ключи-кирпичи». Цитирую:

«Есть кирпичи, чтоб строить дом, 

другие зданья, чтоб город возвести – (Феноменальная по новизне мысль!).

от непогоды смог бы нас спасти, (А то мы всё ещё как-то обитаем в шалашах!).

чтоб радовать уютом и теплом; 

чтоб в теле бренном зрела мысль: (Великолепная по вздору мысль!).

кирпич души твоей нетленный – (Уверен и я, что не у каждого человека в душе кирпичи).

итог трудов и творчества Вселенной, (Так вот чем занимается Вселенная – кирпичами   нас снабжает, «чтоб…»!).

чтоб мы смогли дарить свои дворцы – 

                                   вздымать их ввысь.

Все афоризмы – как лучи, 

что светоч в темноте ночи.

Соломы пук на скользком склоне – 

от ангелов, живущих на небесном лоне, 

есть золотой Любви ключи…

Их искренно желай – и сможешь получить.

Как блеск, есть нить, на вираже – изломе, 

и мудрости способна научить, 

дать вектор в мире огромном!»

Надеюсь, вы проследили за, просто, потрясающей мыслью Марии Дар? Если не уловили тонких нюансов, не переживайте. Мне думается, что и сама поэтесса несколько запуталась в своей «чарующей» образности. Оказывается, «соломы пук на скользком склоне», – это дар ангелов, это ключи любви. Потом какие-то афоризмы, которые (слава богу!) Мария Дар не цитирует, будут вам лучами света в ночи. Не уловили ещё мысль нашего пиита? Комментирую далее: есть какая-то блестящая «нить», которая на «вираже – изломе» научит вас мудрости! Мало того – так поддаст, что вы окажетесь в неком «векторе» этого огромного мира фантазий поэтессы. Если вы опять не ухватили смысла сказанного, тогда вспомните, что в первой части этого произведения вам прямо намекнули на существующий кирпич – «итог трудов и творчества Вселенной», которым можно дом возвести, а если что-то недопоняли, то можете и схлопотать этим же кирпичом, и не только по душе!

Хочу напомнить для тех, кто не знаком с симптоматикой отдельных моментов нарушения логического мышления. Выдающийся врач Блейлер считал, что «… основой расстройств мышления является нарушение ассоциативного процесса – «разрыхление» и «разрыв» ассоциаций. В результате люди начинают соединять воедино не имеющие логической связи представления и понятия, вступающие друг с другом в сочетание по внешним признакам: сходству, контрасту, созвучию. … В некоторых случаях сначала меняется целенаправленность мышления, иногда оно утрачивает конкретный характер, следствием чего бывает оторванность интеллектуальной продукции от окружающих явлений. Такого рода особенность Блейлер называл аутистическим мышлением, которое отличается неполнотой и односторонностью. Одним из самых распространенных видов такой односторонней направленности мышления, его оторванности от реальности, является часто встречающееся болезненное резонёрство или бесплотное мудрствование» [6]. Всё остальное пока я оставлю без комментариев.

 …Думаю, что для любого созидательного человека важно понять, не только какое ты занимаешь место в пространстве своего творчества, но и смысл того, что ты творишь. Никакие литературные и филологические вузы не научат писать поэзию. Да, расскажут, как правильно строить фразу, как грамотно подбирать рифму, как шлифовать от несовершенства каждое слово, как не изламывать каноны стихосложения, но самой поэзии никто не научит, только сам и своим трудом поэт может воплотить в строчках данный богом талант, если, разумеется, он есть. Только серьёзно читая настоящую поэзию можно понять, что это есть за явление такое, поскольку примеры поучают!

Можно было бы посоветовать и Марии, то бишь, – Тамаре Ильиничне, больше читать хорошей и современной поэзии и вникать в смыслы. Обратитесь к поэзии, например, Юнны Мориц. Женщина, ваша современница, а посмотрите, как она пишет:

«Я многое тащила на горбу, -

Мешки с картошкой, брёвна, и вязанки,

Детей, калек, чугунную трубу, – 

И я лишилась царственной осанки.

Но так судьба проехалась по мне, 

Так пронеслись руины Карфагена,

Что распрямился дух, и я вполне

Стройна, и даже слишком несогбенна.

Нет, я ввиду имею не поклон, – 

Поклоны я отвешиваю в тоннах. – 

Но есть какой-то несогбенный стон,

И радость, не согбенная в поклонах.

Я говорю о том, что обрелось 

Помимо воли и ценою плоти,

Прошло свою действительность насквозь

И отразилось в зеркале напротив».

Прочитали? Поняли, что такое поэзия? А какие у неё высокие феноменально проработанные лирические стихи! На фоне только этого стихотворения все ваши стишки сборника и некоторых других наших отечественных сборников поэзии просто проваливаются в глубокую яму безызвестности! Хочу при этом заметить, что точно такое же положение не только в литературе, но и в нашем живописном творчестве. Часто бывая на сборных выставках и персональных показах, отчётливо вижу, что если в графическом искусстве наши художники более-менее достойно представляются на уровне международном, то в живописи редко встретишь настоящие жемчужины творчества. Смотрю я иногда на выставленные полотна, и вдруг, на какое-то мгновение, представляю себе: а что если сейчас здесь вывесить всего одну картину, например, Дейнеки, или по одному полотну наших отечественных современных художников – Тешабая Пирматова или Горация Чернухина? Так вся эта выставка моих современников мгновенно посыплется со стен, мелкими невзрачными осколками. 

                                                                      *

…Возвращаюсь к поиску обещанной амброзии! И что я вижу: Мария Дар одарила нас очередным, как она называет – «Венком сонетов» под названием «Времена года». Ну что ж, скромненько и без претензий, вроде. Под заголовком поэтесса пишет для меня, неискушённого в этом читателя, пояснение: «Ритмические новации (Sic!) вданном венке углубляют смысловые оттенки стихотворного текста». Ну, вот точно – как же без пояснения нам понять «ритмические новации» поэтессы!

По этому поводу мне вдруг вспомнилось, что любое творчество, искусство, согласно мнению заумного критика Сюзанны Лангер (США), выражает «…не действительное чувство, а идею чувства, подобно тому, как язык выражает не действительные вещи и события, а идеи о них». Семантика в искусстве - это «…игра линий, масс, красок, текстуры в изобразительных искусствах; игра образов, напряжения идей и его разрядки, убыстрение и паузы в музыке, звучание и ритм слов в поэзии». Для того чтобы оценить, как считает С. Лангер, является ли хорошим или нет то или иное стихотворение, по ее мнению, вовсе не необходимо читать его, вникать в содержание. Самое важное в стихах – это ритм и метрическая структура, а их, по Лангер, можно уловить и, не понимая смысла слов. Вообще, соответственно Лангер, задачей творчества во всех вещах отнюдь не является изображение действительности, создание характеров и героев. Для нее, например, те, которые бы оценили драматическое произведение сообразно его способу воспроизведения действительности или оценке жизни, допустили бы одну чрезвычайно роковую ошибку. Драматическое произведение, как и произведение всякого другого искусства, надо, по её мнению, анализировать лишь с точки зрения их «чистой структуры», как символ «структуры чувства». Только такое отношение к искусству может быть, утверждает С. Лангер, названо эстетическим.

Так что же эстетического мы видим в «ритмических новациях» Марии Дар?

Начинаю читать, и, представьте себе, совсем не вижу «смысловые оттенки стихотворного текста», а как раз-таки – всё совсем наоборот. Сначала поэтесса себя позиционирует в качестве «неоглобалистки» и даже называет подтекст своего веночка «Мощь времени», а затем, с каждым, с позволения сказать – сонетом, всё мельчает и мельчает. Начинается цикл строками: «Огромно время: грозно, гибко, ёмко, /Градация эпох, тысячелетий, периодов, этапов и столетий – /давным-давно разбито на осколки: /на крупные и небольшие дольки…». Однако, «ритмические инновации» поэтесса видит в том, что в первых двух так называемых сонетах, она повторяет первую строку, а уже во всех остальных последняя строка сонета становится первой в следующем. Да какая уж тут «ритмическая инновация»? Тем более М. Дар не видит, где у неё кончается одна строфа и начинается другая, ломая и коверкая вообще любое представление о рифме принятом в сонете.

Я, возможно, попытаюсь понять – почему же поэтессу всё время «клинит» на временах года. От тоски что ли, или от скудности воображения, хотя потуги были немалыми? Вот и старается женщина неуклюже объяснить:

«На крупные и небольшие дольки 

милейший цветок не разделишь и ты, (Это как? Вроде гадания на ромашке? А иначе, зачем мне делить цветочек на какие-то дольки?)

частицу единства, высокой мечты (Чью частицу единства? И какую высокую мечту мы можем увидеть в цветке, ту которую сами придумаем для себя?) 

находишь и видишь в нём – и не только. (А вот что ещё поэтесса сокрыла от нас?)

Путь к синтезу был нелёгким и долгим…» (Сочувствую, но судя по этой «поэзии», путь к синтезу был преодолён поэтессой легко!).

Так можно до бесконечности разбирать каждое произведение в этом веночке. Вот уж точно по Лангер, разбирать эту «структуру чувств» не под силу не «эстетическому» человеку.

Натыкаюсь в пятом разделе этого несравненного сборника снова на целый цикл под названием «Необычные вина». Напрасно надеетесь, здесь не будет invine Veritas! Истина здесь совсем не в вине, и не рисуйте перед собой опечаленный, по этому поводу, образ Омара Хайяма. В этом цикле, как в эпиграфе отмечает Мария Дар, – «…С верой сеет Природа семя, /дарит чары свои на блюде /Лета, Осени, Зимы и Весны». С этими дарственными семенами у неё постоянные недоразумения – то природа посеет что-то, то солнце одарит семенем, а то и вовсе непонятно какой вождь эти семена разбросает. По-прежнему, это обычное для поэтессы воспевание времён года, не более того. Правда, должен я оговорится, и в этом цикле нас радуют её чудодейственные перла, например: «День золотой – будто огнистый кубок –/ пьёшь ты это вино, коль сердцем чуток. /Солнце плавает в нём – мудрости сгусток –/ квинтэссенция Божьегочувства (Sic!)». Это эпиграф к стишку «Золотое вино», а вот и поэтическое чудо самого стихотворения, только фрагмент:

«Были у Осени всегда под рукой 

хвои и листьев настой непростой, густой.

Но золотом блюде – кубок золотого вина.

Жадно пью золотистый огонь, жадно пью, 

слышу песнь золотую, Осень, твою – её пью, 

в душу и сердце осеннее вино вливаю, 

золотом, золотом себя наполняю.

И качает меня Осени золотая струна…».

Вот так и «качает» нашу замечательную поэтессу по всему самиздатовскому сборнику – то влево качнёт «ритмическая инновация», то вправо бросят «смысловые оттенки». Куда уж тут нам деться от пагубного влияния настойки из «хвои и листьев»…

Казалось бы, поразительная работоспособность присущая этому типу «творческих» людей, к которому относится Мария Дар, не должно было бы меня удивлять. А вот и нет! Снова, вслед за циклом о винце, наша поэтесса выдаёт новый цикл, и о чём бы вы думали? Ну конечно о природе, и называется он «Четыре метели». Здесь снова её окружают феи! Читаем очередной шедевр:

«…Три феи древние – их сила 

была упруга, тянут длани    (Вы так и не узнаете, куда же они тянут свои «длани»)

(стираются меж ними грани), (Это скобки не мои, самой поэтессы)

и весь простор вокруг белила.

Ноктюрн, кантату, вьюга – фугу  (Замечательно, что в этом стишке М. Дар обошлась без сносок и неадекватных пояснений для терминов).

дарили миру три подруги – 

и вторил Ветер вокализом.

Спирали скерцо: верхом, низом, 

неистово сплетясь друг с другом…

Симфония снегов – их виза». 

Замечаю за собой, что начинаю уставать от своих же толкований и пояснений, а впереди, рассматривая этот сборник ещё столько необычного и чудесного!

                                                                      *

…Есть такая высокая жизненная поэзия о временах года у нашей же соотечественницы Людмилы Бакировой! Её строки и образы просты и в то же время возвышены, и чувствуешь себя во власти истинно жизненной силы. Всем своим внутреннем миром переживаешь вместе с поэтессой увядание и влияние некого оцепенения от наступающей осенней непогоды. Вот её несколько строк из цикла «Осень» [7]:

«Жёлтый лист отлетел от куста, 

над водою – блестящей, как масло, 

засветилась на небе звезда, 

засветилась и снова погасла.

И подула дождливая хмарь.

Серый сумрак.

Хандра.

Неизвестность.

Под унылою шляпой фонарь 

озирает угрюмую местность».

Это вам не переложение или ремейк на сказку С. Маршака «Двенадцать месяцев» с двенадцатью крещёнными ею братьями-месяцами, как преподносит нам Мария Дар. У Людмилы Бакировой реальный мир Поэта, мир, в котором мы с вами вместе живём, сопереживаем, сочувствуем и чувствуем время:

«…Да и ночь колобродит погоде подстать, 

и в туманных слезах из-под века, 

всё глядит за фонарь, где почти не видать, 

уходящего вдаль человека».

А вот как передаёт глубокую внутреннюю грусть, с какими-то еле заметными намёками на скрытое душевное отчаяние наша ташкентская поэтесса, о которой я уже упоминал – Раиса Крапаней:

 «Из чёрного да в серое,

Да полную да мерою.

Из памяти всезнающей

К надежде примеряющей,

Зовущей к невозможности

До точки безнадёжности…

…Скрип тормозов…

То ли плач, то ли вой – 

Эхо беды остаётся со мной.

Полки, не мною прочитанных книг

И за стеною младенческий крик» [8].

…Вообще у меня к переложениям отношение весьма скептическое. Сочинители ремейков, – это те, кто, ухватив уже апробированную временем тему и не имея за душой собственных идей, начинают сочинительствовать, да так, что требуют к себе всеобщей благосклонности. Конечно, и певцов, писателей, поэтов за ремейки тоже награждают международными премиями, как например «Большая клюква» или «Глубокая калоша».  Но что поделаешь? Известность, она и такая, но известность! Чего только не сочинишь ради «пяти минут славы»! 

В шестом разделе сборника, озаглавленном «Посланцы красоты – цветы», наша поэтесса решила напоить нектаром своей поэзии о цветах.

– Вот опять ты, Карасёв ухватился за венценосные идеи уникальной поэтессы. Они же жизнеутверждающе! – вдруг, откуда ни возьмись, снова заголосил мой внутренний голос. – Неужели тебе ещё не надоело и не претит критиковать мещанские потуги в культуре? Это же так забавно: помнишь, почтовые открытки ты собирал с литературными «шедеврами» типа – «Лети с приветом – вернись с ответом!», «Цветочки пахнут до утра, моя любовь к тебе жива!», «Переживаю расставанье с болью – приди ко мне с большой любовью!», «В моём саду цветут цветы, но лучше всех, конечно – ты!» и т.п. –  

Разумеется, я помню об особой породе подобных людей, для которых цветочки, рюшечки, оборочки и мраморные слоники – вершина жизненного счастья. Несомненно, что именно таким литераторам трудно объяснить, что литературный кич опасен для любого интеллектуального сознания, кто бы он ни был – этот читатель.

Наша поэтесса и этот раздел «облагородила» своим эпиграфом:

«Цветов заветный мир…

Он выше, чем Памир

спускается на Землю 

с благою Божьей целью». (Можно подумать, что Мария Дар прекрасно осведомлена о целях и задумках Господа бога!).

Как уж мир цветочков может быть выше Памира – мне не совсем понятно, точнее – совсем не понятно. И откуда же этот высочайший мир спускается? Неужто из самих божьих чертогов? Я понял эту образность несколько иначе, поскольку Вы пишете, о Памире, не имея ни малейшего соображения о нём! Выше Памира есть только единственный бог – Ахура Мазда.  Кстати, в одном из своих стихотворений М. Дар делает сноску и рассказывает, нам азиатам, что такое Авеста, вероятно запамятовав, что мы, в нашей стране, совсем недавно отмечали праздник, посвящённый именно Авесте в связке с Хорезмом.

Конечно, в поисках рифмы вы можете выдёргивать из своей памяти такие названия горных массивов, как Гималаи, Кордельеры, Тянь-Шань, а ваше воображение может рисовать горы на Венере и моря на Марсе, я это допускаю, но обосновывать образность куцей поэтический мотивацией, мягко говоря, несолидно.

Открывается этот раздел стихотворением «Первая роза». Казалось бы, что особенного? Стих он и есть как бы – стих. Но, вот что пишет М.Дар: «…и роза первая Земли /откроет глаз. Ты ей внемли». И вы, читатель, внемлите этой одноглазой розе. Так, что же мы узнаём: – «Она шиповником зовётся, /и в первозданности проснётся…». А потом, вроде, всё логично: «Зимой настоем напоит… /Шиповник нас благословит!». Уж как нашей поэтессе хочется всех благословить, крестить, причащать, и бог его знает, что ещё сотворять! И последнее из пяти четверостиший:

«Он стал ступенью для людей…

Истоки в нём больших идей!

Для роз роскошным был началом, 

а скромной красоте – причалом».

Не понимаю, о каких ступенях для людей тут идёт речь, и уж тем более, не разъясняется, о каких истоках большихидей нам поэтесса намекает. Потом противоречие – то он, вероятно, шиповник, роскошное начало, то он же – скромная красота, причал (для кого, чего? и кто к нему причалит, кроме той пчёлки, которая в стихотворении провозглашена как «золотоймазок»?). Мария Дар просто обожает писать о свете и тени, о пчёлках, и всё-то у неё в золоте, золоте. Правда, новизна образов давно уже у неё пожухлая. Вспомните И. Никитина и стихотворение «В небе радуга сияет…»: «Свет и тень под деревами /Переходят как живые; /Мох унизан огоньками; /Над душистыми цветами /Вьются пчёлы золотые…». А поэт Сельвинский в своём «Шиповнике» писал: «Среди цветов малокровных, /Теряющих к осени краски, /Пылает поздний шиповник…».

 Мне почему-то вдруг вспомнилось несколько иное о шиповнике, написанное так же женщиной, но Поэтом, в отличие от Марии Дар. Ничего не могу с собой поделать, и когда читаю поэзию, всегда возникает в сознании некий ассоциативный ряд. Сразу вспоминаю, как об этом написано у кого-то, как тот или иной поэт раскрывает эту же тему (и память, словно – первородный грех, мне греет душу и мутит сознанье). Бывает. Итак, вот милая и удивительная женщина – Елизавета Стюарт в «Осеннем шиповнике» пишет:

«Бывает – 

рощи, золотые словно, 

а на заре – 

в холодном серебре, 

но как весной, опять цветёт шиповник.

Опять цветёт шиповник в сентябре!

Пусть те цветы бесплодны и напрасны, 

пусть их морозы первые убьют, – 

они прекрасны!

Так они прекрасны, 

что пусть цветут, 

пусть в сентябре цветут!

Есть женщины, что выдав замуж дочку, 

полны и сами строгой красоты, 

какой-то хрупкой прелести, 

точь-в-точь как 

вот эти запоздалые цветы.

Кто скажет им: та красота напрасна, 

её погубит иней на заре…

Они прекрасны! 

Так они прекрасны, 

что пусть цветёт шиповник в сентябре!».

И в этом разделе сборника снова очередной (я уже сбился со счёта – который?) веночек сонетов под заголовком «Неугасимое пламя». Под заглавием Мария Дар ставит эпиграфом строку Бальзака. И тут же свой: «Чтоб смотря на цветы, их благородство впитывал ты». Браво! Нужно обладать незаурядной долей самоуверенности, чтобы поместить себя в одной «упряжке» с самим Бальзаком. Правда её эпиграф наглядно раскрывает суть собственного поэтического дилетантизма. А давайте-ка ещё раз перечитаем строчку Бальзака: «Цветы – живая песнь из книги мирозданья…». И после этой высокой красоты слова писателя, эпиграф поэтессы Марии Дар выглядит ну просто – «если будешь маму слушать, будешь каши много кушать!».

Мне, почему-то вспомнилось, что кажется, ещё в 1922 году С.Есенин написал небольшую философскую поэму «Цветы». И тут же осенило – ведь и этот «веночек» Дар посвящён цветочкам! Какая случайная ассоциация! Так вот, я, кажется, понял, как и кем, теперь будет возрождаться наша отечественная поэзия!

– Послушай! – как-то подозрительно начал говорить мой неутомимый внутренний голос. – А чего это ты вдруг вспомнил о Есенине? –  

Всё дело, разумеется, не в поэзии Сергея Есенина, а в том, что литературоведы и знатоки русской поэзии часто спорят о времени создания того или иного стихотворения поэта. Например, когда по числам были написаны в Баку первые два стихотворения поэта, объединённые затем в цикл «Персидские мотивы» – «Я спросил сегодня у менялы …», «Никогда я не был на Босфоре…». Несомненно, что для поэзии Марии Дар подобные проблемы не возникнут – она аккуратно проставляет даты под каждым своим стихотворением, так что в будущем историкам литературы не надо будет ни о чём гадать. Даже этот веночек сонетов она завершает эпохальным напоминанием: «Идея 2007 г. Редакция в мае-июне 2012 г.»!

 Ничем особенным эти, так называемые, сонеты не отличаются. Разве что в первых двух наша поэтесса повторяет первую строку, каждый последующий сонет начинается с последней строки предыдущего. Вот уж действительно, у Марии Дар неповторимые никем инновации! Пытаясь подражать классическому итальянскому сонету, наша удивительная поэтесса занимается подгонкой текста под ритмический размер, при этом часто пренебрегается правильность ударения в словах, что никак не говорит о большой грамотности. Например:

«Кладу на ладони я нежный цветок: 

пригоршню зари или солнца сгусток:

Природы творенье, её искусство – 

живой красоты озерцо, островок…».

И вот вам ещё пара сразу приметных виршей:

«…Иной же – как озаренье, знаменье, 

садовое чудо: гладиолус – струна,

 как шпага, как меч, как в небо стрела –

важнейшая веха в мировоззренье…».

Вы уже заметили всю абсурдность перечисленных гипербол. Или ещё такое:

«…Вот куст водосбора неповторимый 

(иль аквилегии по-учёному) –       (И эти скобки самой поэтессы!)

хрусталь воды в башмачках кручёных.

Они для многих самые любимые…» (Sic!).

Можно до бесконечности разбирать эти инновации. Так, между прочим, скажу для напоминания, что английский сонет, как и классический итальянский, состоит из четырнадцати строк, написанных пятистопным ямбом (отступления от метрической формы чрезвычайно редки). В отличие от итальянского сонета в английском сонете рифмы первого четверостишья обычно не повторяются во втором. Итальянский сонет строится либо из двух строф (в восемь и шесть строк), либо из двух четверостиший и двух трёхстиший. Английский сонет чаще всего состоит из трёх четверостиший и одного двустишия. В завершающем сонет двустишии как бы подводится итог его содержания.

Ну, так что же с нашей подражательницей, которой, вероятно, не дают покоя лавры Петрарки или Шекспира? Чего проще! Выйди из своей квадратнометровой обители души и вдохновения и за подъездом, буквально чуть ли не под каждым фонарным столбом, есть продовольственный market [9], а там масса пакетов с лавровым листом. На оптовых рынках Ташкента – «Катартал» и «Урюкзор» этот лавр продают целыми мешками и совсем недорого…

Следом за этим «веночком» сразу следует целый цикл стихотворений, объединённых названием «Домашние цветы». Вероятно, те цветочки, на которые упал взгляд поэтессы. Их, правда, не так и много, хотя только фиалкам посвящено больше половины десятка стишков. Они же, фиалки, разные…

Затем следуют разделы, посвящённые осени и зиме. Могу порадовать читателя лишь несколькими виршами, чтобы не утомлять уж слишком, из бесчисленного количества абсурда: «…С Неба серого синяя просинь /в душу вливает родные напевы…», «…А Снег – как ипостась духовной веры – /реальность яви в нашей атмосфере…», «Небо синь в синеющих снегах, /даль в сиреневатой дымке. /На снегах – цветные снимки… /Розоватость в нежных облаках…», «Снег… Несёт в себе единство! /Небесное слово: /Снегопад!? – Явление? Земле обнова? /Снег мудрый Бог раздробил на снежинки, /невесомы, легки, как пушинки…», «… сонм снегопада дарит людям чудеса…», «… Опять сердца в духовном росте – /в них просыпается Икар. /Свет снега изгоняет хмарь – /нет мрака даже на погосте…» и т.д. и т.п. Просто это какое-то недержание речи при полном отсутствие элементов логического мышления!

Мне всё-таки понятней и трогательней, например, такие суждения о зиме:

«…Мало тепла в жарких снах февраля,

Градусы сердца ниже нуля…

Странный восторг дарит эта зима.

Надо же, ночь…

Не сойти бы с ума…»

Эти строки о душе и самых высоких внутренних переживаниях написала совсем молодая поэтесса Марина Храмова [10]. И пусть у неё в поэзии ещё не всё приглажено, но в её откровениях нет этого лилейного сюсюканья, заполняющего «через край», рассматриваемый мной сборник.

– А может быть это вовсе и не сюсюканье? – заговорил мой внутренний голос. – Возможно, это mundus sensibilis [11] в поэзии Марии Дар, а? Ты не подумал об этом? –  

Размышлял ли я по этому поводу? Да, конечно, думал и о таком образном существовании слова. Однако хорошая поэзия, это всё же mundus intelligibilis [12]! В связи с приведённым мной примером достойной поэзии, не могу оставить без внимания одиннадцатый раздел сборника «Психологические этюды», где преславная Мария Дар занимается нравственным учительством. Вот в стишке «Игры взрослых», она одаривает нас эпиграфом: «Жёлтый диагноз, как жёлтый вестник – /жёлтого дома – наперсник…». Читаем фрагмент:

«… А игры взрослых – нам смешны: 

тщеславием заражены – 

и рецидивы многократны.

… Играют взрослые – теперь их рать.

А людям «дня» пора собраться вместе: 

диагноз «игрунов» клеймом пусть крестят».

Ну, надо же, какой суровой бывает Мария Дар! Вот-вот всех окрестит или отправит в сумасшедший дом. В другом стишке она прямо провозглашает: «Наша к Солнцу дорога – там новая Мекка!», «… Скрыть не удастся примитив – /всю эту мерзость ждёт утиль», «… За годом год, за слоем слой – оплот – /порок…Не выдержит он бой… /Мессии ждёт, и слов, и дел эфир. /Метла сметёт, как сор, кичливый пир». Или вот такой стишок, написанный под сонет:

«Венок терновый вновь жалит тело, 

который месяц уж, который год – 

и не он один – а оплот, как дзот, 

шлёт пули в тело то и дело…».

Разумеется, это изжаленное тело самой поэтессы, хотя подумать – и на что ей жаловаться? И как в предыдущем стихотворении сама поэтесса точно подметила: «… шар лопнул тот, увы-увы, досрочно. /Пузырь поэзии был мыльным – точно». Точно! 

                                                             *

… Мария Дар предлагает нам не вдумываться в смыслы многих строк своих опусов, а просто поверить ей на примерах примитивной образности в структуру предлагаемых чувств. Чаще всего, в поэзии Васильевой мы наблюдаем набор написанных прозой сентенций, которые печатаются одна под другой, как бы подделываясь под стихи.

А как вам такой пассаж в стишке «Талант и реальность»:

«Погубить живое естество,  

независимость и мастерство        

в значительном таланте: 

художнике, поэте, музыканте, 

всегда стремились те, 

кто был на высоте».

Знаете, что, жизненный опыт мне как-то подсказывает нечто обратное утверждению поэтессы. Прежде всего – «значительный» или «незначительный» – такие определения к таланту не приемлемы. Талант он есть или его просто нет. И, потом, «погубить» талант практически всегда стараются люди мелочные, завистливые, никчёмные. Те, «кто был на высоте», это те, кто чаще всего поддерживают талантливых людей, поскольку бездарность и графоманство само пробивается к благам. Тому примеров неисчислимо – сколько великих поэтов и писателей, и просто неравнодушных людей, находящихся на высоте своего положения, оказывали и сейчас оказывают поддержку талантливым людям. Если Мария Дар в своих виршах имеет ввиду правительственные высоты, то и здесь явный перебор. Можно не утруждаясь вспомнить сотни примеров, когда люди, облечённые самой высокой властью в стране, как-то способствовали творчеству талантливых художников, поэтов, музыкантов. Начинать воспоминания вы можете с Шагала, Малевича, Есенина, Волошина, Маршака, Грина, Булгакова, той же Ахматовой, Пастернака, Ахмадулиной, Высоцкого, Евтушенко, Параджанова, Тарковского, Кончаловского, Шнитке, Губайдуллиной, Саидаминовой, Таривердиева и сотни других имён. Гадили же обычно, всем этим и другим талантам, мелкие чиновники, графоманы и лизоблюды, которые создавали вокруг этих имён ауру вредительства.

Ну, вот опять этот внутренний голос что-то там ворчит: 

– Подожди, Карасёв – не перебарщиваешь ли ты? Ты, что забыл про Мандельштама или трагедию Марины Цветаевой? А может быть, ты уже не помнишь кулаки Хрущёва над головой Андрея Вознесенского? 

Да, помню я всё, разумеется. «…Я человек эпохи Москвошвея» – говорил о себе Осип Эмильевич. Когда поэт бросает какой-либо вызов, он должен осознавать, в какое время обретается. А это 33-й, ещё не самый страшный год в истории новой страны, которую имели «под собою не чуя». И если в такое время выбираешь цель для поединка, не забывай о весовой категории. Безусловно, пишешь о «кремлёвском горце» – «Его толстые пальцы как черви жирны», «Тараканьи смеются глазища», «А вокруг него сброд тонкошеих вождей», «Он играет услугами полулюдей», готовься к жёсткой ответной реакции. Но при всём этом, Мандельштам ещё четыре года после этого стихотворения свободно творил, пока вот эти «полулюди» в завистливой фанаберии отыскали это стихотворение. И не было никаких приказов с «высоты» об уничтожении поэта. Это вождь мирового пролетариата по фамилии Ульянов требовал расстреливать попов, историков, мироедов, философов и как можно больше – «революционный держал шаг». Не забыл я и о съезде, на котором Хрущёв требовал выдворить из страны «попутчиков», и помню растерявшегося на трибуне Андрея Андреевича. Он старался как-то невнятно оправдаться и пытался говорить о коммунизме, а в это время сидящие в первых рядах наши, узбекистанские делегаты, местные литературные классики, улюлюкали, закрикивали Поэта и смеялись над остротами Никиты Сергеевича, дружно аплодировали осуждению Вознесенского (я могу напомнить их имена). И что же после этого? Именно в то самое время две с половиной тысячи пиитов Советского Союза, заявили молча: «Одобрям-с!»  Я не забыл и историю в Манеже, где только один великий Художник – Эрнст Неизвестный попытался что-то втолковать распоясавшемуся «архитектору кукурузного коммунизма», а челядь «вождя» в это время только и науськивала Хрущёва против авангардистов. И ещё – память хранит, как Е. Фурцева буквально выталкивала лучших представителей советской культуры на зарубежные гастроли, называя их самыми эффективными советскими дипломатами страны и при этом, ей ещё хватало времени «вытаскивать» из всевозможных передряг актёра-режиссёра О. Ефремова…

 Итак, госпожа Дар – кто там губит «живое естество» и где в этом стишке «реальность»? «Реальность», это-то по мнению поэтессы, очевидно, что всех талантливых людей гробят, а они как, Вы пишете – фениксы (!), возрождаются и скопом валят на страницы толстых литературных журналов?

Я в течение всего текста бесконечно занимаюсь поисками амброзии и нектара в так называемой поэзии Марии Дар. И мне было всё время невдомёк, что мой читатель может и не знать, что же я разыскиваю. Это явное моё упущение. Правда, проницательный читатель конечно же догадывается, что Т.И. Васильева не оставит его в неведении. В своём стихотворении «Великий синтез» она поясняет в ссылках что «Амброзия – в др. греч. мифологии: ароматная пища богов, дававшая им вечную юность и красоту» и следующую ссылку «Нектар – в др. мифологии – напиток богов, дававший им вечную юность». Теперь читатель поймёт, что не зря я так старательно изучаю эти вирши, ибо перспектива весьма привлекательна. Но вот эту божественную пищу, которую нам наготовила Мария Дар, не могу отыскать. Мне не раз знающие люди говорили, что это бесполезное дело искать чёрную кошку в тёмной комнате, тем более, когда её там нет.

Уверен, что все, кто так или иначе понимает и разбирается в литературе, прекрасно знают, что поэзия требует каждодневной, кропотливой и тяжёлой работы над каждым словом, над рифмой, над каждой строфой и быть предельно безжалостным к своим строкам, смыслам и не мнить из себя бронзовеющего пиита. И какими-либо цветочками Вы, госпожа Дар, не размахивали перед носом, ни какими семенами с небес к вам не спустятся нужные ямбы и хореи, никакой вождь, герой, феи-панны и старейшины даже навалившись всей когортой, не сделают за вас работу над поэтической строкой.

Именно по этому поводу мне вспомнилось стихотворение очень интересной ташкентской поэтессы Виктории Осадченко. Она ещё достаточно молодая поэтесса и нет в её творчестве регулярной стабильности, но все эти небольшие издержки с опытом и временем исчезнут. Видно, как она упорно и кропотливо работает над словом, с каким пиететом подходит она к выбору смыслового содержания:

«В юности можно верить, что где-то идёт работа, 

и бегемот из болота будет вот-вот спасён.

В мире всегда найдётся добрый и мудрый кто-то, 

думающий обо всём.

А потом ты вдруг видишь: 

                                    все стрелки на свете стоят 

и рушится даже то, от чего ты не ждал подвоха, 

потому что эта работа на самом деле – твоя, 

и ты её делал плохо»[13].

…Итак, логика поэзии всегда проста – доходчивость и внятность языка. За этим и стоит мысль. Но вот внятной-то мысли очень часто в стихах Васильевой и нет. Как жизненно опытный человек, эта поэтесса с назидательностью гуру, делает ошеломительные заявления! Читаю название стихотворения – «Причины негатива в судьбах». Вот это да! Кому же не хочется подробнее узнать о причинах негатива, и тем более – в судьбах. Правда, о причинах негатива в этих стихах ни слова. Они чём угодно она может славословить, только не о том, что действительно заботит и волнует современного человека.

Как я понимаю, абсурдные тенденции в творчестве Васильевой Т.И. при любом истолковании, буквально безграничны. Следуя, сказанному чуть выше, я пытаюсь всё же найти хоть какое-то оправдание понятий, принятых Марией Дар. Ну, может быть, она «впала в своём творчестве» в сентиментализм, который так характерен для Английской поэзии? Ведь ещё Джеймс Томсон, основатель этого направления в литературе, в конце 20-х годов XVIII века написал поэмы «Зима», «Лето», «Весна» и «Осень», объединённые впоследствии в одно целое под названием «Времена года». Но в те далекие от нас времена это споспешествовало воспитанию у англичан любви к природе, рисуя простые, непритязательные сельские ландшафты, следя шаг за шагом за различными моментами жизни и работ земледельцев и, видимо, стремясь определить мирную, идиллическую деревенскую обстановку выше суетной и испорченной городской.

Напрасно кто-то ожидает, что, характеризуя творения Марии Дар, я начну выписывать гносеологические реверансы и онтологические пируэты, разоблачающие материализм в идеализме, а идеализм в материализме, или же начну выяснять, насколько материален материализм и идеален идеализм? В моих размышлениях, не скрою, меня действительно преследовал соблазн устроить этакий диалектический танец Шивы, одновременно созидающий и разрушающий, и если я не устроил подобный кордебалет, то не потому, что такой танцор послужит отличной мишенью, как для идеалиста, так и для материалиста, а потому, что я сознательно не хочу вкладывать хоть толику своего сознания в строительство очередной Вавилонской башни демократии, где жрецы новой независимой морали воскуряют фимиам гуманистических абстракций в алтаре абстрактного гуманизма.

Однако, поглощенная своими сентенциями, она – Васильева Т.И., демонстрирует свой кургузый мирок, в который пытается и всех нас затянуть. Это неисправимо. Это образ бывшего педагога, который так претит нам с детства. В самом начале своего исследования я заявлял о том, что не могу уже молчать, но вот сейчас, скажу откровенно, мне надоело разбираться в этой какофонии чувств и, с позволения сказать – поэзии Марии Дар. Я уже не могу говорить об этом пиите, ведь она безбрежна и нескончаема. Ну, хватит уже о ней…

 Поэты, как, впрочем, и все люди на земле жизнь свою проживают без репетиций. Учитель, кто бы он ни был, это тот, кто только готовит актёров к их роли на земле. Не смейте брать на себя право быть режиссёром чужой жизни и диктовать свои представления о долге, праве и образе их бытия! А уж тем более о тех ценностях, которые вы внушаете читателю. Он – читатель, вправе сам решать для себя, что для него есть идея счастья. Вот так-то, мадам поэтесса! Я же не диктую, как вам надо писать, а говорю лишь только о том, как отвратительно писать так, как сейчас вы пишите. Ещё Сомерсет Моэм очень тонко и образно характеризовал подобный вам тип людей: «Человек открывается в своих трудах. В светском общении он показывает себя таким, каким хочет казаться, и правильно судить о нем вы можете лишь по мелким и бессознательным его поступкам да непроизвольно меняющемуся выражению лица. Присвоивши себе ту или иную маску, человек со временем так привыкает к ней, что и вправду становится тем, чем сначала хотел казаться. Но в своей книге или в своей картине он наг и беззащитен. Его претензии только подчеркивают его пустоту... Никакими потугами на оригинальность не скрыть посредственности. Зоркий ценитель даже в эскизе усматривает сокровенные душевные глубины художника, его создавшего».

– Ты обратил внимание, как деликатно пишет о графоманах писатель? – опять запричитал мой внутренний голос. – Неужели ты не в состоянии тактично и вежливо сказать человеку, что он полная и отвратительная бездарность? 

– Могу, конечно, – ответил я своему болтливому внутреннему голосу, – вот как раз сейчас я именно, так и скажу! – 

Тысячи и тысячи обывателей находят себе домашние увлечения: то ли от жизненных невзгод, то ли от рутинности повседневной жизни. Да ради бога, на здоровье! Случаются в жизни несчастья, горе, или тоскливое одиночество. Человек говорит, что поэзия спасает его, помогает преодолеть злополучие. Ну, кто же против этого будет возражать? Сиди на здоровье дома и пиши стишки про цветочки, про букашек, про дождичек и о снежинках. Читай их на радость соседкам или подружкам. Так нет, они с громадным упорством, присущим графомании, так и прут в литературу. Они жаждут, чтобы их незабвенные стихи стали достоянием общественности. Им нужна слава и известность как у классиков литературы. А в это время, где-то за горами, за долами, в богом забытом горном посёлке Кумышкане, живет истинно талантливая Поэт. И нет в её натуре наглого упорства, беззастенчивого хамства дилетантов, да и в столицу страны она может ненадолго «заскочить» раз в десять, а то и двадцать лет (знаете – работа, дом, семья, дети). Нет у неё времени обивать пороги редакций газет и журналов. У нас же агрессивная масса «продвинутых пиитов», объединённая в кое-какие кружки, которые объявляются интеллектуальными собраниями и в так называемые творческие ассоциации, – она прямо затопила литературу своими эпохальными опусами.

У меня отношение к самиздатовской литературе особенное. Были времена, когда мы с упоением набрасывались на эти книжечки, охотились за ними, поскольку по ним мы знакомились с самыми интересными новинками, писателей замалчиваемыми официозом. Да и впервые булгаковскую «Мастера и Маргариту» я прочёл распечатанную паршивой машинкой на папиросной бумаге, вероятно, в сотой копии.  Сегодня самиздатовская литература – это, по гамбургскому счёту – похабная дрянь, активно распространяемая среди людей, калеча сознание, насаждая плебейский вкус и издохшие смыслы бытия.

Разумеется, нормальный литератор всегда помнит, что в художественных произведениях должно главенствовать смысловое соответствие, которого и не оказывается во многих так называемых «поэтических» строках Марии Дар. Это незыблемое правило существует не только в поэзии, но и в прозе. Наши же литературные критики, без всякого сомнения, замечают эти сногсшибательные «жемчужины», но воспитанные в пространстве своего мелкотравчатого страха за место работы, за боязнь потерять пусть «скромную», но зарплату, за привычную в советское время фразу – «А мне что, больше всех надо?» и стараются приводить обоснования под свою позицию по принципу ex silentio [14].

Впрочем, уже хватит об этом…

                                                           *

…И вот тут-то, в самый канун завершения работы над этим «благожелательным» анализом невероятного творчества Марии Дар, я получаю в самой редакции журнала «Звезда Востока» очередной номер, – и что же я там читаю? Мне показалось, что одна из небольших статей [15], опубликованная в номере, просто какая-то настоящая вакханалия над классической литературой! Ой, как некстати этот журнал оказался в моих руках! Теперь придётся снова расширить формат описательной части «Предчувствия ренессанса».

– Слушай, Карасёв! Эта твоя статья не закончится никогда! – вдруг, истошно завопил мой внутренний голос. – Наши заокеанские друзья научат, наконец, понимать русский язык и, может быть обучат, как правильно им пользоваться, а то непонятно, где ты рос, мужал и, вообще, воспитывался, и уж, точно, не очень-то понятно, зачем этот язык тебе вообще-то и нужен; ведь есть общеупотребительный в Европе грамотный английский язык. Учи, учи инглиш, если это в состоянии делать твой скудный разум...

– Я смотрю на русскую культуру, может быть, обобщающим взглядом, – ответил я своему надоедливому внутреннему голосу. – Однако я никогда, никогда не простил бы себе отступления хоть на йоту от классического русского языка! А давайте-ка разберемся, о чем нам толкуют заокеанские «знатоки» русского и литературного языка.

Вы уже читали мнение госпожи Лангер, но, похоже, это ещё не всё чему нас хотят обучить наши «забугровские друзья».

Да, действительно прав уважаемый муаллиф Канимкул Таджиев, когда утверждает, что: «…за сонетом закреплена определённая тематика и культурный аспект: обычаи и традиции. Эти важные признаки сонета складывались веками в творчестве многочисленных поэтов-сонетистов…».  Потом, ссылаясь на литературоведа Федотова О.И., автор подтверждает своё раннее высказывание и утверждает, что: «…структурные принципы в жанровой характеристике сонета являются определяющими…», таким образом – сонет, это жанрово-строфическое образование (все ссылки на публикации смотрите в названной статье К. Таджиева, и не забывайте, что в круглых скобках все высказывания мои). Казалось бы, – о чём тут может быть спор! Но вот здесь автор сразу приводит мнение специалиста Гарвардского Университета Элэстера Фаулера, опубликованное в книге «Виды литературы. Введение в теорию жанров и стилей»: «…жанры нельзя рассматривать как строго организованную и упорядоченную систему (Sic!), их необходимо рассматривать с диахронической позиции, так как они всегда находятся в процессе преобразования и изменения(Sic!)». Значит, можно спокойно оплевать опыт многих поэтов, слагавшийся в течение столетий? Мало того, Фаулер демонстрирует подлинную оргию над классической литературой, заявляя: «…произведение приобретает особую значимость благодаря тем признакам, которые не соответствуют традиционным канонам, принятым для жанра, в котором оно написано». Вот тебе, бабушка, и Юрьев-день! Пиши, как хочешь, валяй, что душе заблагорассудится, а потом называй своё творение любым жанром, как это проделывает Мария Дар!

Куда же деваются тогда обычаи и традиции? А они в современном западном мире никого не интересуют и не ценятся.  Сегодня «западники», как мантру в тысячный раз твердят, что нет никакой национальной идеи, которая исчезает под напором глобализации и от этого понятие национальных школ и стилей лишено смысла. Да что же это за манкурты такие? Откуда и почему возникают подобные идеи?  И они совсем не «Иваны, не помнящие родства», наоборот: это тонкие и коварные проповедники новой человеконенавистнической идеологии. Но об этом ниже по тексту.

Разумеется, жизненная позиция Марии Дар вполне объяснима, она - vir obscures [16] в той игре, в которую её вовлекают не только собственные чрезмерные амбиции, но и «друзья-советчики», окружающую эту даму, рукоплескающие всякому бреду, считающимся в нашем пространственном жизнеустройстве якобы, подлинным «авангардом».

 Безусловно, я не могу поверить, что Канимкул Таджиев вдруг решил разложить строго принятые формы в русском языке, на заранее принятые рифмы, расположенные в произвольной манере, по каким-то непонятным нам творениям, которые мы потом будем именовать – сонет! 

Ваша позиция похожа на каждое приседание клиента, который заказывает вам позу, как удобнее говорить, использовать или трактовать данную стихотворную «эпитафию» над могилой, которая называется «сонеты». Ну что мне в сотый раз повторять известное: что сонет – самый строгий и стройный из стихотворных форм и предъявляет автору строгие формальные требования!

При всем том, читаем далее: «…В каждом жанре или виде присутствуют определённый набор возможных признаков или особенностей». И это абсолютно верно и законодательно для любого жанра. И тут, дорогой муаллиф, неожиданно продолжает (я думаю, что он цитирует, хотя сносок нет): «… в произведении могут не присутствовать все эти особенности, но если имеются основные, находящиеся в различных сочетаниях друг с другом, то оно может быть отнесено к жанру, для которого эти признаки характерны». Как же этот пассаж я должен воспринять?

Итак, уважаемый литературовед, я приведу вам довольно наглядный пример, который, впрочем, в дальнейшем будет подтверждён нашими «забугровскими друзьями».

Представьте себе миниатюрную живопись, которая типична, как утверждают наши искусствоведы, для культурной самоидентификации узбекского народа. И вот давайте введём в неё «новые» направления в живописном творчестве – кубизм, абстракционизм, дадаизм и пр. В устоявшуюся веками классическую миниатюру, а мы придерживаемся её основных направлений, разработанных миниатюристами и такими светочами этого искусства как Абд ал-Хая, усто Убейд из Бухары, Абди-Джелал из Ташкента, усто Джелаледдин из Андижана, Махмуд Музаххиб и Камаледдин Бехзад из Герата и даже Резза Аббаси, – введём перечисленные новоявления. И тогда тот изобразительный бедлам, который мы получим в результате такого эксперимента, назовём «миниатюрой», для которой размер изображения является «характерным признаком»!

Потом вы нам сообщаете, что: «…Возможны существенные вариации произведений одного жанра, зачастую включающих элементы других жанров». Очень надеюсь, что это не ваше суждение, а вы приводите высказывания упомянутых западных интерпретаторов современной классической поэзии. И нам объясняют, что: «…При создании стихотворений, отличающихся от традиционных, авторы способствуют развитию жанра» (Sic!). Тут же при этом К. Таджиев заключает: «…Даже незначительное несоответствие классическому образцу ведёт к трансформации этого жанра». Так что же в этом хорошего? Этак мы обязательно скатимся в пропасть хаоса, безнравственного отношения к традициям.

Этому обложному состоянию культуры очень кстати, уважаемый муаллиф, приводит яркий пример. Он рассказывает о поэте-экспериментаторе, американце Эдварде Эстлин Каммингсе. Цитирую Таджиева: «…В «Новом искусстве» он защищает современный новаторский подход к живописи, музыке и поэзии, отмечая, что в каждой из этих сфер искусства происходит заметная модификация образцов (Ну кто же с этим спорит?). По его мнению, все авторы должны опираться на опыт своих предшественников (В принципе и это верно, однако вот здесь и заложена мина! Объясню чуть позже.). Каммингс смело нарушал устоявшиеся нормы и правила, однако даже при написании своих самых ярких экспериментальных стихотворений он всегда основывался на литературной традиции (Не умеющему самому создать нечто стоящее нужно обязательно испохабить традиционно знакомое. Тем самым выделиться в некого «первооткрывателя» иного искусства). Каммингс считал, что только тогда, когда традиции и каноны по-новому освещены (читай – испохаблены!), может появиться новая, восхищающая читателей поэзия» – конец цитаты.

Представьте себе только на секундочку, что я, следуя примеру Каммингса, на следующую художественную выставку, принесу два ведра с масляной краской и во время открытия, неожиданно плесну всё ведро с жёлтой краской на публику и буду при этом вопить, что я художник, а вы все солнечные люди, добрые и прекрасные создания. Не останавливаясь ни на секунду, я возьмусь за второе ведро с голубой краской и, выплеснув его на ошалевших людей, буду в позе лотоса причитать, что теперь вы все стали небесными ангелами и все вы достойны рая и божьей благодати! Как вы думаете, что будут делать обескураженные моим перфоманс (performance), блюстители порядка? И потом, когда мне будут уже выкручивать руки, я могу что есть мочи горланить, что это новое современное искусство, что это был настоящий «ивентс» (событий), «эктивитиз» (действий) или «хэппенинг» (происшествий)! А что, ведь ещё немецкий художник-дадаист, кстати – антифашист, Курт Швиттерс заявлял, что любой плевок художника уже и есть искусство! В таком случае, в ответ на любой аутентичный бред, нас будут заставлять поверить, что это и есть новая, восхищающая поэзия!

Ясно, что если отвергается познавательное значение искусства, если не признается право за искусством и литературой быть эстетическим постижением мира, если оно сводится лишь к форме, к сумме вымышленных знаков (образов и структуры), или в их новых комбинациях, то, что же тогда ожидать нам в самом недалёком будущем?

 Даже те наши отечественные искусствоведы, которые считают, что абстрактное искусство превзошло классическое искусство, что оно строится на противоположном классике принципах и является по своей сути антиклассическим, — даже они не в силах отрицать классическое искусство, его значение в художественном развитии человечества.

Они, просто не понимают и, возможно, их этому в вузах и не научили, что истинное классическое искусство, как и литература – это средство общения между людьми и какую важную роль оно играет в освоении и познании мира.

Сегодня у нас в стране очень уж громко стали восклицать о «новых формах» в изобразительном искусстве и литературном творчестве.  «Новая форма» в культуре нашего Узбекистана – это чаще всего, перелицовывание старых штанов, давно уже выброшенных на свалку. Переделав их, наши энтузиасты «нового» размахивают ими и что есть мочи вопиют о новом видении, забывая при этом, что от махания этот формализм может внезапно окончательно рассыпаться в прах от старости.

Как кто-то правильно заметил, что интеллигенции в России, как и в Узбекистане больше нет – ни «гнилой», ни «рафинированной», никакой. Место «совести нации» занял так называемый «креативный класс». Вместе с интеллигенцией пропала и совесть [17]].

Да, История имеет привычку повторяться, но уже в виде фарса!

Кому же нужны эти так называемые искусственные «новоявления»? Тому, в чьей жизни ничего не происходит; тому, кто для заполнения пустоты должен придумывать события и синтетическую деятельность; тому, кто пытается стимулировать собственные галлюцинации.

И что же нам следует ориентироваться на катастрофический распад формы, который сейчас происходит в американской и английской поэзии? Ведь в пространстве поэзии ряда зарубежных стран совершенно исчезли не только рифма и метр, но и ритм, хотя Лангер призывает плюнуть на содержания и смыслы произведений, а вслушиваться только в непредсказуемый ритм произносящего слова, и совсем необязательно знать суть и значение слов, понимать что-либо!

Очень показательная в этом плане статья Канимкула Таджиева. Ещё одна цитата из этой работы: «…Эдвард Эстлин Каммингс был хорошо знаком с большинством традиционных поэтических жанров, на которые он опирался при создании своих экспериментальных новаторских произведений (Я уже комментировал понятие – «новаторское произведение» замечательного «продвинутого» создателя). Хорошее образование, широкая эрудиция, глубокое знание классической и современной ему литературы, её теоретических основ обусловили широту интересов и новаторский подход к творчеству (Можно подумать, что К. Таджиев просто в восхищении от того, что происходит перелицовывание традиционных и классических форм?). Например, сборник «Тюльпаны и дымоходы» открывает произведение, написанное в жанре эпиталамы. Эпиталама (epithalamion) – своего рода подражание тем произведениям, с которыми Каммингс познакомился ранее…» – приостановимся в цитировании на этом месте.

Без всякого сомнения, я не могу отнести себя к литературоведческим знатокам, однако с юности я знал, что эпиталама (epithalamiums), с древнейших времён в поэзии и музыке – свадебное стихотворение, свадебная песня, исполняемые на брачных торжествах. Любопытно применение этого жанра вкупе с дымоходами – ну, прямо, сущий авангард!

Цитирую далее: «…Он был хорошо знаком с основными формальными аспектами сонетного жанра, поэтому стремился к обновлению и разнообразию жанра в своём творчестве (Sic!). Выбор тем и сюжетов для некоторых из его сонетов обусловлен устоявшимися сонетными канонами, но поэт никогда не ограничивался ими, смело используя характерные черты других поэтических жанров (Ну, точно, Таджиев в восхищении от этого поэтического «эквилибриста»!)», – конец цитаты.

Хочу заметить, что я не ретроград или «упёртый» консерватор и с полной мерой ответственности понимаю, что классическое искусство и традиционная литература постоянно находятся в своём развитии. Но вот давайте-ка на одно мгновение представим себе, что я поклонник восточной поэзии, знающий хорошо творчество Фирдоуси, Навои, Рудаки, Джами, Хайяма, Саади, Хафиза, Лутфи и других гигантов стихослова, решил «обновить и разнообразить» – как вы пишете уважаемый муаллиф, например, жанр газели, взяв для этого из других жанров, таких как народные частушки, и «в современном новаторском подходе» соединил бы их, «смело нарушая устоявшиеся нормы и правила» (В кавычках, вы заметили, я вас же и цитирую). Так что же, появится «новая, восхищающая читателей поэзия»?

Или другой пример: в течении ряд лет в своих многочисленных экспедициях я записывал поминально-погребальные песни народов Средней Азии, собирал их в самых отдалённых, труднодоступных уголках четырёх республик, записывал тексты и делал аудиозаписи. Так вот, а не использовать ли части этой высокой духовной народной поэзии, например, в жанре кыта Саади или в соединении с духом рубаи Хайяма? Смешивая разные жанры в одну, невообразимую по своему хамству, кучу, я тем самым «обновлю и разнообразью» поэзию Востока! И вот тогда, литературовед Таджиев в первых рядах будет упрекать меня в кощунстве над традиционной поэзией. Тогда почему, можно беззастенчиво надругаться над классической литературой Запада?

И вот, что ещё я позволю себе сказать, уважаемый Канимкул-ака; если вы уж замахнулись, то надо бить. У вас статья получилась без концовки. Где выводы из всего, что вы раскрыли о тенденциях западного понимания сонета? Выходит, что вы с усмешкой просмотрели, как пляшет петух на раскалённой сковородке, а своё отношение к происходящему, как бы и засекретили. Правда, вы цитируете Розали Коли (США), где она утверждает, что «…в жанре сонета изначально присутствует допустимость изменений (Интересно, кто эту несуразицу ей сказал?)», но потом опять поёте дифирамбы Каммингсу, позволяя «…выбирать из огромного количества моделей (сонетного жанра) и преобразовывать их в своём творчестве, следуя собственному поэтическому восприятию».

Тамара Ильинична, скорее бросайтесь в объятия этой заокеанской «братии», которая вас, может быть и подкормит, и окрылит на новые вершины поэтического творчества. Им такие поэтессы вот как нужны!

Помните, я говорил: «… здесь и заложена мина! Объясню чуть позже».  Поясняю – вчерашние формалисты, как в США, так и в Англии, ведут сейчас бешеную компанию вообще против всякой формы, толкая поэзию в бездну анархии. Откуда же появилась эта тенденция?

«…Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти ценности поверить…» или «…Литература, театр, кино – всё будет изображать, и прославлять самые низменные человеческие чувства…». Вы не знаете, откуда эти цитаты? Ну, вспоминайте, вспоминайте! Хорошо, я вам подскажу – эти слова принадлежат Аллену Даллесу, бывшему директору ЦРУ и руководителю политической разведки США. Это так называемая «Американская доктрина борьбы против СССР», составленная ещё в 1945 году!

Эта доктрина совсем небольшая по объему, но воплощается в жизнь уже более семидесяти лет и мы, волей-неволей также вовлечены в её исполнение. Однако читайте: «Окончится война, всё как-то устроится, и мы бросим всё, что имеем, всё золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивания людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти ценности поверить. Как? Мы найдём своих единомышленников, своих союзников и помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своим масштабам трагедия гибели самого непокорного на Земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Литература, театр, кино – всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать всех, кто станет насаждать в человеческом сознании культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякую безнравственность.

В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников и взяточников, беспринципности. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не будут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, предательство, национализм и вражду народов – всё это мы будем культивировать в сознании людей.

И лишь немногие, очень немногие будут догадываться, что происходит. Но таких людей мы будем ставить в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ их оболгать и объявить отбросами общества.

Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности. Мы будем таким образом расшатывать поколение за поколением, мы будем браться за людей с детских и юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодёжь, станем разлагать, развращать, растлевать её. Вот так мы это сделаем».

 И что же? К сожалению, эта доктрина действует. Действует уверено, в постоянном развитии. Для того чтобы уничтожить любую государственность, а народ превратить в послушное быдло не обязательно уничтожать людей. Достаточно воздействовать на «слабое звено» и культуру. В Советском Союзе этим «слабым звеном» была идеология. Как только, исподволь, была внушена идея национальной исключительности того или иного народа входившего в состав СССР, огромная страна посыпалась как карточный домик. Сейчас идёт уничтожение культурной доминанты во вновь образовавшихся, на руинах Союза, странах.

Прежде всего, идёт уничтожение языка, глубоких традиций, связанных с ним, с его восстанавливающей силой. Нас неприметно переориентируют на язык «международного общения». Внедряют свежевыпеченные праздники, чуждые менталитету народа. Ещё более активно проводится нивелирование национальных особенностей в искусстве, замена традиционных ремесленных производных на безликий и безымянный дизайн, в котором уже нет национального лица или духа. Традиционный театр всё больше и больше становится похожим на безнравственный балаган. В живописном творчестве насаждается смердящий суррогат ложного эстетизма. «Тихой сапой» нам внедряются в сознание идеи о приоритетах материального благополучия над духовностью и человеколюбием. В США, Канаде, Австралии, откуда дуют «цивилизованные ветра», само понятие о национальной самоидентификации отсутствует напрочь. Оно и понятно, если вспомнить из кого сформировывались народы этих стран.

Правда, должен обязательно отметить, что первыми, кто «наелся» американо-европейским мультикультурализмом, стали британцы, почувствовавшие, что уже начали интенсивно терять «национальное лицо».  Хотя адскую музыку в живописи у них диктуют Дэмиен Хёрст, видеохудожник Фил Коллинз, Мартин Крид прославившийся своей инсталляцией «Работа № 227: Свет вспыхивающий и гаснущий».  И как дружественный привет и для наглядного употребления «новейшего искусства», в конце прошедшего года к нам в Ташкент от «цивилизованных» менторов, примчалась выставка современного искусства Великобритании. Немногочисленные посетители этого просвещающего акта, только снисходительно улыбались и при этом, практически каждый комментировал своими остротами, увиденное. Действительно, эта выставка, образно говоря, больше напоминала «мелодии обескураженной в тоске волынки». Искусства, в истинном понимании этого определения, как такового, там не было. Затем с удовлетворением я наблюдал, как впервые дни наступившего года, в ящики аккуратно упаковывали эти «шедевры» абсурдной мысли, чтобы отправить их восвояси на берега туманного Альбиона…

…Я писал когда-то, уж очень давно, ещё в прошлом веке, дипломную работу о том, как народился левый терроризм в России и не предполагал, что очень скоро, не пройдёт и полвека, и Европа в своей менторской чванливости бездумно породит совершенно новый экстремистский терроризм, облекаемый в тряпьё ипокритизма, в рубища открытой русофобии, в мелкотравчатый семитизм, при этом она начертала на своём поднятом знамени самое политически наиподлейшее слово – толерантность, первоначально медицинский термин, означающий любое или полное отсутствие иммунитета. И теперь всё, что втолковывается в сознание граждан, некими «избранными», как будто бы этими же гражданами, предводителями человеколюбивых идей и новых ценностей, должно восприниматься безоговорочно и, даже, с подобострастной благодарностью. Ну, как же – Европа нас научит!

…Нельзя, невозможно, развитие мысли остановить. Она тревожит мою душу и моё сознание, как будто все мы втравлены в игру, которую играем без правил. Так это что – новаторство? Ради бога, посмотрите трезвым взглядом на то, что вокруг вас происходит. Убить сотни и сотни тысяч людей ради идеи – демократии, которая невнятно была объяснена. Новаторство постулировалось с эпохи Возрождения. Однако, современная суть новаторства – это отсутствие таланта. Демократия совершенно не допускает развитие талантливой личности! Демократия именно для этого и вызвана, чтобы массой желания толпы раздавить здравый смысл одиночки. Но мы-то уже давно знаем, что манипулировать толпой может любой болтливый авантюрист. О том, что толпа всегда не права, кажется, понимает сейчас, даже последний недоумок. Уроки Истории неоднократно показывали, что большинство практически всегда ошибается. Пророки не ходят толпами. Но что нам уроки Истории!

Методика уничтожения государственности совершенствуется. Когда не хватает резонов, то наносятся физические удары по самым древним центрам культуры Востока – Ираку, Сирии, Ливии, а потом или вначале по Балканам и пр. Только пока ещё Иран стойко противостоит культурной и нравственной агрессии.

…Южная Корея катастрофически теряет свою идентификационную модель. Япония уже давно и безвозвратно капитулировала перед «западными ценностями». Это показала недавняя выставка современного японского искусства, демонстрировавшаяся в Ташкенте. Там, в Японии, сейчас безраздельно «правит бал» Такаси Мураками. Мне это особенно больно наблюдать, поскольку я хорошо знаком с работами и произведениями художников и писателей – вдохновителей и организаторов культурного самоидентификационного кода: Тадасигэ Оно, Янасури Кавабата, Тикамацу, Утамаро, Хокусая и творениями Сэмпан Маэкавы, Унъити Хирацка, Акира Куросавы, Кихэй Сасадзимы, Сико Мунакаты. Где и на каких свалках теперь искать литературную и художественную красоту страны «Восходящего солнца»? В страшном загоне даже память о среднем поколении демиургов, как Фумио Китаоко, Дзюньитиро Сэкино, Киёси Сайто, Дзиро Такидайро.  Прочно забыты пронизанные обличительным пафосом гравюры и плакаты Кэндзи Судзуки, монументальные и трагические образы крестьян в работах Макато Уэно, лирические и опоэтизированные – у Нобуя Иино – всё, что определяло лицо японской графики, но и самим фактом своего существования противостояло надрывным изломам «авангардизма», салонному мещанству, бездумному декоративизму. Куда же делась из японской культуры проблема ценности человеческой личности, глубокая философия духа, лиричность чувств? Идеалами культуры современной Японии стали неуловимые покемоны.

Китай всё же старается что-то противопоставить накатывающейся волне культурного садизма, поэтому Ай Вэйвэй и Джан Хуан со своим ослом, поднимающимся на шанхайскую башню Цзинь Мао, уже давно вне пределов «Поднебесной», которую всё больше порабощает литературный и художественный кич. Да и индиец Аниш Капур покинул свои родные penates [18] и обитает в «благословенных Штатах». Только жизнерадостными танцами и песнями актёров относящихся к кастам «брахманов» и «кшатриев» в «Болливууде», как ни в чём, ни бывало, продолжает жить, не подозревая о уже заранее подготовленной участи вовлечения в сферу «западных ценностей».

Мы сегодня всё время твердим о любви к чувственному, природе, радости жизни и, в то же самое время сотворяем Инкубус культуры, и оглаживаясь, как свихнувшаяся старая курица, проповедуем ирреальное в нашем совершенно реальном мире.

И давайте скажем, наконец, честно и откровенно: пока литература и искусство Узбекистана сейчас стоит на порядок выше соседних стран Центральноазиатского региона. Может быть, кто-то и считает в связи с этим, что нас «пронесёт» мимо уготованной беды, поскольку – «Истина побеждает»! Нет, не пронесёт! Разумеется, есть у наших «забугровских друзей» давно задуманные планы и на культурную доминанту Узбекистана. Но вот как это происходит сейчас, я расскажу в следующих частях моего исследования.

– Не в той мусорке ты копаешься! – досадливо брякнул мой противный внутренний голос. – Или ты считаешь, что у тебя самого всё в порядке? Да и музыкальности в твоем голосе нет.    

– О какой это мусорке ты талдычишь, надоедливый болтун? – спросил я. 

Вероятно, действительно не в той мусорке я копаюсь. А вот пел бы сладкоголосые осанны (как любит выражаться подобными изысками Мария Дар) авторам эпохальных романов, подпевал бы (лучше хором) умопомрачительным стихосложениям неадекватным пиитам, и всё было бы «тип-топ»! Так нет, вот опять полез в какую-то, уже, прозу… 

                                                         *

…Приведу пример, хотя сразу оговорюсь: к переводной литературе я отношусь весьма снисходительно. Пробегу глазами, и заметив несоответствие, пропускаю обычно такое произведение, оправдывая это тем, что, мол, переводчик мог неправильно понять подстрочник, редактор в журнале из-за экономии места мог сократить какие-то строки, да мало ли по какой причине не задался рассказ или повесть. Но попался мне на глаза перевод рассказов Джаббара Халила [19]. Совсем немолодой автор, уважаемый член СП Узбекистана и как его позиционирует журнал: «Автор нескольких романов (!) и множества (!) публикаций в периодической печати».

Прочёл внимательно его рассказы и понял, что нет тут никакой вины переводчицы (Инны Матич), нет и невнимательности редактора журнала, а есть элементарная творческая никчёмность (в представленных рассказах) самого автора, его халатное, поверхностное отношение к тем, кому адресовано его произведение – к читателям. Поскольку именно смысловое соответствие в опубликованных вещах раскрывает уровень интеллектуальности самого автора. Ведь в самом же деле – barbamvideo, sed philosophum non video ((лат.) – не по бороде судят об уме (буквально: вижу бороду, но не вижу философа).

Итак…

В журнале были опубликованы три рассказа Халила. Начну с первого, самого короткого. Называется рассказ «Тренер». Суть его проста. На стрельбище ученик стреляет из винтовки и не может попасть по мишени. Тренер начинает учить неудачника, но и сам из этой винтовки не попадает по цели…

Писатель в рассказике пишет: «Пуля сосвистом пролетела мимо цели». Сообщаю уважаемому писателю, как человек, который в своей жизни послушал свит пуль. Услышать этот «свист» писатель мог только в том случае, если сам сидел под мишенью! Когда пуля свистит над ухом, головой, то уже поздно пригибаться – пуля давно уже пролетела, ведь она летит намного быстрее скорости звука. Ни на каком стрельбище не бывают слышны свисты пуль. Даже на тех соревнованиях по стрельбе из лука, на которых мне приходилось бывать, звуки полёта стрелы (а каждая стрела в полёте издаёт свой неповторимый звук), слышны только тогда, когда стрела уже оказывается в мишени.

Наверно, автор был вдохновлен многочисленными примерами из кинопродукции, где в боевых эпизодах фильмов пули так и свистят вокруг героев на поле сражения, вероятно забывая, что все звуковые эффекты появляются уже в студии звукозаписи. Но зато как этакие маленькие детали воздействуют на эмоции зрителей! Не упустив возможность козырнуть этим эффектом ещё разок, писатель сообщает: «…третья пуля, свистнув, вонзилась в самый край мишени…». Вот так – «свистнув», и летает глупость по нашей литературе.

– Да, ладно! Чего прицепился? – недовольно ворчит мой внутренний голос. – Это художественная гипербола и автор имеет на это право!  

Разумеется, имеет. Но дело-то всё в том, что «дьявол прячется в деталях». И если читатель хоть на йоту не поверит писателю, то, как говорится – «пиши, пропало!» И уже дальше он не будет ни за что верить автору, точно так же, как я не верю в искренность этих строк. И потом, что это за рассказ? Это юмористическая форма изложения или тонкая народная шутка? То какая же тут шутка, когда тренер дал ученику не пристрелянную винтовку, из которой и сам не может попасть? А может быть, тренер был новичком и первый раз оказался на стрельбище? Если суть произведения в репликах тренера, то это реплики и описанные эмоции умственно ограниченной особи, и никаким «тонким, народным юмором» здесь, как говорят, и не ночевало. Оставлю я уж этого «Тренера» в покое – мой комментарий занял больше места, чем сам рассказ.

Следующий рассказ члена Союза писателей опубликован с прозаическим названием «Ящерица и змея». Прочтя рассказ, я бы дал иное название этому опусу. Ну, например – «О тупоумие и подлости людей».

Сразу скажу откровенно, я не выбирал специально творчество этого писателя, но так уж получается, что описываемые им пространства, где происходят события, хорошо мне знакомы по многолетнему опыту работы в тех районах Узбекистана.

Суть этого рассказа тоже до примитивности проста. Группа кишлачных ребят встречают на дороге дерущихся между собой ящерицу и змею. Наблюдают за событием, вроде как бы переживают за дерущихся, и потом, мягко говоря, подличают. Но вот что-то мне, как читателю, не поверилось в этом рассказе. Задумался и стал анализировать. Итак, начну с начала рассказа.

Автор ведёт рассказ от первого лица. Ребята каждый день отправляются после школы косить траву. Писатель говорит, что его кишлак – Хазара, большой и красивый, самый красивый, но они – дети, не знают «где его начало и где конец». «Не верю» – сказал бы Станиславский! В городах и весях дети прекрасно знают, где их территория. Улицы и махалля давно уже и до них были поделены (как обычно подростками), что всегда вызывало определённые противостояния. Вспомните своё детство, где бы вы ни жили, особенно в деревнях и кишлаках. Потом, не начинался же, в самом деле, кишлак за Волгой и тянулся до Кабула? Да и траву-то они каждый день косили, вероятнее всего, не на улочках кишлака.

Потом писатель сообщает что: «Вот сейчас жаркое лето». Перечисляет своих одноклассников: Зариф, Шоди, Тура, Гани, Вася, Нурали и он сам. Ну, что ж, я уловил посыл об интернациональной дружбе. Хотя встретить Васю в кишлаке Хазара – весьма натянутый аргумент. Но, что там говорить, бывает и такое в нашей многонациональной стране. Читаю дальше: «Пыльная дорога. Опустевшие плодовые деревья и шелковица грустно шелестят листвой». Стоп. Это что же, в Хазаре уже летом обобрали плодовые деревья? Может быть, там по два урожая в год снимают местные жители? А уж как «…грустно шелестят листвой», так это прямо-таки описание увядающей осени. Автор пишет тут же: «Вода чистая и прозрачная». Где вода? В арыке, в реке, водоеме, в бутылках у мальчишек? Хотя до этого, чуть выше по тексту, писатель заметил: «Земля раскалена».

Автор описывает, как мальчики увидели дерущихся между собой змею и ящерицу. Змея была довольно внушительных для Средней Азии размеров – «…длиной около полутора метров. Ящерица гораздо короче, круглая (вероятно колобок!), толстая (ну, точно – колобок!), брюхатая (конечно колобок, если это не беременность!), но шустрая». Больше никаких описаний, значит, у читателя самого должно сработать воображение. Тем более что автор подсказывает, что: «Бой идёт ожесточённый». Задействую своё воображение и поверю писателю. Дети даже слышат звук укусов «кирт-кирт». Странновато переданный звук, но уверую в правдивость прочтённого. Время от времени ящерица сбегает с места боя, но вскоре возвращается и снова яростно набрасывается на змею. В разгар сражения, ящерица обхватила голову змеи (может быть лапками?), но змея «изловчившись, укусила ящерицу за спину. Та закричала не своим (а чьим?) голосом». Тут я вспомнил пору мой студенческой юности, когда преподаватели цитировали отрывки из газетных публикаций. Там тоже был пример о том, что не то корова, не то коза «закричала нечеловеческим голосом»!

Ящерица снова убегает, и ребята решаются узнать, куда это она бегает. Писатель рисует эту ситуацию так:

«– Подождите, друзья, – восклицает Якуб, – Здесь, по-моему, есть какой-то секрет».

По-моему, тоже! Откуда появился этот новый персонаж – Якуб? Его ведь не было среди одноклассников с самого начала небольшого рассказа. Может быть, он и не одноклассник автора? Очень интригующе.

Друзья выясняют, что: «Ящерица лечила себя. Забравшись в зелёную лечебную гармалу, она терлась об неё поражёнными окровавленными местами и с новыми силами кидалась в бой».  Ну, вот вам, прямо-таки новое сказание о «живой и мёртвой воде», которая исцеляет в мгновение ока. Наш, ура-патриотический вариант – это азиатская гармала. Тот, кто чуть-чуть имеет представление об Азии, прекрасно знает, что гармала ничто иное как – трава исрык (peganum garmalae). Потёрся, и жив и здоров! И в эту белиберду я должен поверить? Ну, да и Бог с ним – с художественным вымыслом. Тем более что приближаемся к кульминации этого произведения.

Джаббар Халил перед этим доверительно сообщал читателю, что змея проигрывает битву: «Змея изнемогла, силы покидали её». И вот тут-то и проявляется кульминационный момент: «– Нет, дорогая. Это не честно, – сказал Ахат и быстро вырвал с корнями растение».

Подождите минуточку – откуда же взялся в рассказе и этот Ахат, ведь в начале повествования, писатель, перечисляя всю свою компанию друзей, не упоминает и этого имени? Боже ж, ты мой, подумалось мне, сколько же ещё новых персонажей введёт писатель в эту, по-видимому, эпическую, с его точки зрения, историю. Но тут наступила в тексте развязка!

Цитирую опять дословно: «Ящерица снова примчалась полечиться, но лечебной травы не было. Она металась, кричала страшным голосом, потом затихла, истекая кровью, печально прощаясь с жизнью». О том, что ящерицы вообще не кричат, а издают тонкие звуки различной тональности, автор мог как будто и не знать (странно – раз он пишет о животном мире). Всё, конец рассказа…

…Я поздравляю члена Союза писателей нашей страны с таким эпохальным произведением, в котором проявилась вся подленькая душонка каждого из участвовавших в этой трагедии подростков. Именно такие, казалось бы, незначительные события характеризуют становление облика законченных мерзавцев, отравляющих жизнь нормальным людям. И нет такой лечебной гармалы, которая смогла бы излечить подонков от их скверных душонок, которые формировались похожими поступками с раннего детства. А когда не было осознания и раскаяния, наступает процесс формирования. Как это кому-то не понятно, что ребенок, утопивший щенка, или задушивший в детстве котёнка, возмужав и повзрослев, обязательно построит газовую камеру.

Нельзя вмешиваться в естественные природные процессы. Она – Природа, сама прекрасно знает, что и как должно произойти. Мы уже и так столько накуролесили в природе, что уже подошли к «точке невозврата». Ещё шаг, – и никакие экологические программы не остановят процесс умирания человечества, ибо без взаимодействия с природой Земли, нет, и не может быть никакой дальнейшей жизни на этой планете, как и в формировании совести: сделал первый шаг – и будь здоров! Всё отзовётся на твоих же потомках. Какими мы выпустим этих детей в огромный мир, – таким мы его, этот самый мир, и получим, – очень скоростной привет. Об этом ли думал Халил, сочиняя свою вещицу? Уверен, что нет. Нет в его рассказе ни сожаления, ни сочувствия к приключившемуся. Да и автор сам, пусть и в детстве, принимал в этом нравственном распутстве и человеческой аморальности, участие.

Только вот, напоследок чтения этого рассказа, у меня вдруг возник вопрос к уважаемому литературному мэтру. Мне даже как-то неудобно напоминать уже набившую оскомину пример того, что если описано висящее на стене ружьё, то оно должно, в конце концов, когда-то выстрелить. И в правду: в самом начале рассказа писатель перечислил имена «великолепной семёрки» - т.е., казалось бы, предстоящих героев повествования. Но вот уже в следующих абзацах он про них начисто подзабыл. Тогда для чего писатель нас знакомил с ними, если они не стали действующими лицами, понятно же, что главное в творчестве – это не противоречить самому себе, быть последовательным? Не уж-то какой-то редактор журнала так опрометчиво и неуважительно сократил восхитительную мысль автора этого незабываемого рассказа?..

Перейдемте к третьему рассказику писателя Д. Халила из этой «обоймы» опубликованной в журнале. Рассказ называется «Ужас».

Скажите мне на милость – ну кто же может отказаться узнать о чём-нибудь ужасненьком? Тем более что название, несомненно, интригует и притягивает внимание. Ну как же тут не вспомнить произведения Эдгара По, знакомясь с которыми просто кровь стыла в жилах! Произведения интеллектуала Стивена Кинга настолько захватывающие, что невозможно до самой последней страницы оторваться от чтения. А уж что там говорить об ужасающих фильмах великого Хичкока! Этот жанр один из самых востребованных читателями после любовных романов, детективов, приключенческих историй.

Итак, художественное произведение начинается с интригующей фразы: «– Как вы думаете, кто страшнее, Змея или Лиса?». Со следующей строки автор уводит читателя в далёкое прошлое своего детства и рассказывает, как школьников позвали в колхозный сад на хашар. Описывает сад и замечательную природу Кашкадарьинской области, бурную Танхаздарью, Гиссарские горы окружающие старый исторический город Кеш, который сейчас называется Шахрисабз, уверяя, что он есть «…оплот власти великого полководца Амира Тимура». (Кстати, это военно-стратегическое словцо «оплот» также любимо поэтессой Марией Дар. Она его неоднократно употребляет в своей лирической поэзии). Но как-то «не потянул» Кеш на роль столицы великой державы Сахибкирана.

Насчёт «оплота» можно было бы, и поспорить, вспомнив историческую достоверность, где даже в различных «Уложениях…» и записках Тимур всегда считал своим оплотом власти ещё более древний город – Самарканд. Но суть же, не в этом. После описательно-восторженной части следует появление целого ряда действующих лиц, начиная с классного руководителя Джавлона Алиевича, а затем и большого перечня имён своих одноклассников. Памятуя мой опыт знакомства с предыдущим рассказом, я сразу насторожился. Конечно, я оказался прав в своих опасениях.

Писатель достаточно живо описывает короткие диалоги школьников, рассказывая, как они (ученики) «…отлично поработали: Хадича, Халима, Ахат, Ахмат на одном дереве, Гульнора с Гульсарой и Рустам с Якубом на другом». Таким образом, более двух третьих этого рассказа является элементарной информационной заметкой для, например, газеты «Пионер Востока» или детского журнала «Гунча». Тем более что и сам журнал «Звезда Востока» презентует писателя как «автора… множества публикаций в периодической печати». И как положено в газетных «информашках», автор уточняет, что «кто-то собирал черешню, кто-то носил, кто-то сортировал. Работали задорно, с огоньком (какой свежий «мысли-образ»!), около пяти тонн собрали…». …

Любое литературное произведение, будь то проза или поэзия, заставляют меня пускаться в раздумья, аналитического рассмотрения, а иногда и в некоторое философское состояние духа. Подчас это может показаться дотошным копанием в мелочах, но я уже выше писал о том, где прячется дьявол. Подумать только: класс учеников приехал помочь садоводам собрать урожай. Собрали «около пяти тонн». Замечательно! Теперь мы разделим эти тонны на детей. Даже пусть их было в классе тридцать человек. Итак, на каждого помощника приходится в среднем чуть более 166 килограмм собранной черешни! А во времена далёкой юности уважаемого Халила, навряд ли в районной (не столичной) школе в каждом классе насчитывалось более двадцати учеников. Тогда счёт вообще выходит за рамки разумного, при этом я не учитываю утверждение писателя о том, что часть детей носила и сортировала собранную черешню.

– Ну что ты такой въедливый? – говорит опять мне внутренний голос. – Ты так и хочешь проверить гармонию какой-то алгеброй. Это может быть и художественный вымысел.

Хочу заметить, что даже в безумии Гамлета есть своя неоспоримая логика!

Не буду цепляться к всякого рода частностям, например, Д. Халил пишет: «…садовник Салим-бобо решил наградить каждого сборщика мешочком черешни» и тут же – «Разбирая кульки, мы услышали крик Рузи…». Так что получили школьники: мешочки или кульки с черешней?

Что же там кричал Рузи? Вот именно с этого момента и начинается как бы художественное произведение: «– Смотрите, ужас! – побледневший и испуганный Рузи стеклянными глазами смотрел под большое дерево в метрах пятидесяти от него». Скажу вам честно и откровенно, мне эти «стеклянные глаза» показались двусмысленностью, и я сразу написал:

«– Бедный и несчастный мальчик – подумал я. – Как этот слепой ребенок, у которого стеклянные глаза, мог что-то вообще увидеть?». Затем задумался и стал вспоминать эпитеты к слову «глаза», а их сотни! Но в синонимах о физическом состоянии глаз есть определения «остекленевшие» и «остекленелые». Подумал, что такие определения лучше бы подошли к данному контексту и лишили бы меня иного толкования. Хотя писатель имел полное право написать, так как написал – «стеклянные глаза». «Стеклянные», есть и такое определение в русском языке. Но это уже совсем мелкие частности моих придирок, а всё потому, что я стараюсь понять манеру изложения любого писателя.

Что там говорить, но большинство из литературных деятелей вовсе не задумываются над тем, что читатели подчас учатся говорить, излагать свои мысли именно в той манере, в которой пишет их любимый писатель. Помните, как у Булата Окуджавы в песне: «…Как он дышит, так и пишет, Не стараясь угодить…». И в самом деле, писатели часом-то и не думают, как воспринимаются читателем их сочинения…

Далее Халил нам доверительно и подробно сообщает, что: «Там действительно «Ужас»: две змеи сражались с лисой. Одна огромная, толще моей руки, метра два длиной. Вторая чуть меньше. Обе приподняли головы с горящими глазами и раскачивались из стороны в сторону». Явно автор описывает двух кобр в агрессивной стойке. Читаю я это творение Халила, а меня не покидает чувство, что это какая-то герпетологическая проза, а сама Кашкадарьинская область – ну, этакий, сплошной серпентарий! А замечательные и трудолюбивые дети моей страны только и делают, что наблюдают повсюду умопомрачительные сцены сражений!

Ладно, не буду комментировать «горящие глаза» у змей, чего не может быть в принципе в силу физиологического строения этих пресмыкающихся, у которых веки сращены и образуют прозрачную перепонку, не дающую свету отражаться, как например, у собак, кошек и даже лисиц.  Посчитаю это за образную фразеологию, тем более что писатель уже в следующей строке снова демонстрирует богатство своей образной фантазии. Он пишет: «Неожиданно лиса кинулась и оторвала голову большой змее. Голова запрыгала по земле отдельно от тела, залитого багровой кровью». 

Безо всякого сомнения, я думаю, это действительно ужас. Страшно себе даже представить прыгающую змеиную голову! Тело понятно не могло попрыгать – у змеи нет ног, но голова – это нечто! Затем меня поработила уже фантазия как добросовестного читателя, – что же это за монстр такой, которого автор в первой строке рассказа называет «Лиса»? Я только на мгновение представил себе двухметрового змеиного исполина, состоящего из мощных, буквально – стальных мышц, сильного скелета, эластичной и крепчайшей кожи, из которой изготавливают сапоги, ботинки, туфли, а лиса в одно мгновение оторвала голову этого гиганта. Попробуйте оторвать хотя бы кусок от пожарного рукава, и вы поймёте, какой могущественной силой обладала эта лисичка-сестричка.

Фантазия писателя неистощима, поскольку он пишет далее, что: «Мы плотным кольцом обступили сражавшихся забыв страх, зорко наблюдали за ужасной игрой … Змея надувается, утолщается, шипит, лиса напряжённо наблюдает…». Явный перебор в описании ситуации, поскольку «плотным кольцом обступить сражавшихся» можно только в том случае если лиса была воспитанницей цирка и не опасалась людей, в любом другом случае она бы не подпустила к себе человека ближе, чем на сотню метров.

В следующем предложении после слова «наблюдает» писатель сообщает: «Потом резким движением лиса оторвала ей голову, быстро собрала на земле куски тела погибших змей, взяла их в рот и исчезла». Правда, действительно ужас, хотя вторая голова змеи и не прыгала по земле в саду, но страшнее всего это то, что лиса взяла тела змей в рот. Простите мою несообразительность, но кто-нибудь объяснит мне, как могут уместиться во рту лисы одна двухметровая змея и вторая чуть поменьше, пусть даже и без голов? Вероятно, пасть у лисы была размером с пасть крокодила, аллигатора или, по крайней мере, как у каймана. 

Я быстро вернулся к началу рассказа и снова перечитал название. Там не было слова «Фантастический» рассказ. Значит, Д. Халил считает, что я должен безоговорочно верить этой умопомрачительной белиберде. Пусть он даже исходит из посыла, что написанное не пропадёт, но я уже не верю ни единому его слову.

А может быть, это была и вовсе не лиса, а известный мангуст из киплинговской истории, который тоже победил двух кобр? Только вот мангусты в Кашкадарье не водятся, зато лис там очень много, даже сейчас, что и побудило нашего уважаемого писателя вполне патриотично перенести сюжет на родную почву. Я даже допускаю, что наш писатель и не читал «Книгу джунглей» Редьярда Киплинга, а смысловое соответствие сюжетов — это просто самая обыкновенная мистика, которая сплошь и рядом вдруг случается в нашей отечественной «высокой и независимой» литературе.

Свой ужасный рассказ Джаббар Халил заканчивает строкой: «Мы ошарашенные остались стоять на месте битвы». По-моему, и читатель тоже будет в ступоре ошарашено смотреть на этот журнальный шедевр, думая о том, что кто же теряет рассудок – читающий или пишущий?

И вот что ещё хочу добавить к этому краткому обзору уникальной и «достопочтимой» прозы. Я никогда не поверю, что автор этих несравненных по высоте примитивизма рассказов не читал перевода. Мало того, я даже абсолютно уверен, что Халил прекрасно владеет русским языком, чтобы понимать смысл написанного, ибо он сам большую часть жизни прожил в Советском Союзе, окончил государственный ВУЗ, и общение его происходило в столице нашей родины чаще на русском языке, даже в среде узбекоязычной интеллигенции.

 – Нет, нет, Карасёв! – снова запричитал мой внутренний голос. – Неужели ты подумал quos duesvultperderepriusdementat((лат.) – кого бог захочет погубить, у тех сначала отнимет рассудок.?) 

– Ничего подобного мне ещё не приходило в голову, – ответил я своему внутреннему голосу. – И хватит болтать со мной, иначе читатели решат, что я окончательно ушёл в астрал и скоро начну разговаривать со своим зеркальным отражением.  

– А знаешь, это было бы весьма забавно! – не унимался мой внутренний голос. – А давай-ка попробуем!

                                                                 * 

…Возвращаюсь к тому с чего я начал эту часть кратких заметок о тенденциях поэтического гламура. Возможно, кто-то из наших демократических литературоведческих либералов в купе с моим внутренним голосом, начнёт выписывать словесные завитушки барроко или изгибы модерна, утверждая, что так нельзя писать и говорить о «пишущей братии», но я смею утверждать: это явление представляет такую же опасность, как холера, чума, эболла, птичий грипп, и передаётся быстрее детской кори и сибирской язвы в литературной среде. Примитивизм мысли и графоманство всё больше и больше поглощают жизненное пространство культуры. Эпидемиологи называют подобное положение «верхом цейтнота», когда на каждом квадратном метре площади находят от трёх до семи энцефалитных клещей. Ассоциируйте эту образность на литературу, где на десяток пишущих авторов приходится аналогичный выявленный процент «достоверных» постижений. Жаль мне тратить своё время на аналитические характеристики эпохальных трудов этой «черкающей братии» … 

Впрочем, время для хорошей поэзии у меня всегда есть: на моём рабочем столе, уютно себя чувствуют томики стихов Хафиза, Саади и Омара Хайяма (Боже упаси! – только не в переводе Раима Фархади, этого назначенного кем-то «генералом от русскоязычной поэзии», как он себя позиционирует. И пусть он будет хоть трижды «заслужонным» деятелем каких-то культур, пусть кричит, падает в истерике, сучит ножками и бьётся головой о пол, всё равно он переводчик Омара Хайяма никудышный. Это вольное переложение собственной поэзии Раима Фархади на тему поэзии Омара Хайяма.  Как можно сравнивать его творения с переводами В. Державина, Г. Плисецкой, О. Румера или Н. Стрижкова. В таких случаях, как говорят на ташкентском Катартальском оптовом рынке: «Вас тут и рядом не стояло»).

Неужели недостаточно, что пока ещё Р. Фархади считают третьим в тройке наиболее приемлемых поэтов Узбекистана, пишущих для детей и о детях? Так нет же – надо своими загребущими руками тянуться к мировой классике! (Но о нём подробнее в другой части этого исследования).

Прочитав этот сборник стишков и кургузой прозы Марии Дар, у меня не появилось предчувствие Ренессанса, а как раз наоборот – всё больше и больше убеждённости о разрастающейся в нашей литературе затхлости, примитивизма. Кто-то из наших «продвинутых» или политически «подкованных» искусствоведов утверждает, что мы уже живём в новом Ренессансе. Однако эпоха Возрождения, разорвав оболочку средневековья, благодарно приняла наследие античности, воскресила его, соотнесла с новой эпохой. Романтики, отвергая житейское благоразумие, с глубоким пониманием отнеслись к древнейшей мифологии. Современная наука в поисках новой парадигмы не открещивается от мистической духовной традиции. Не всегда, стало быть, утверждение новых святынь предполагает низвержения абсолютов, что своим «творчеством» вытворяет М.Дар.

Васильева Т.И. просто в силу собственного ограничения набора ассоциаций, не понимает, что засоряет то информационное поле интеллектуальной культуры, которое и называется истинной литературой. Правда, она считает всё то, что называет «своейпоэзией», идёт от чистого и искреннего сердца, высоких внутренних чувств, но на самом деле, это совсем не так. Её творчество напомнило мне ассоциативно-аналитический ряд, который мы – исследователи, часто использовали в моей долгой работе в археологии. И вот по этому поводу могу только сказать, что ваши творения, Мария Дар, в данном случае есть не более чем расколотый булыжник, как первобытное орудие, который вы принесли к Большому адронному коллайдеру. Ну, да и бог с вами, если бы Вы положили этот булыжник рядом с полем, где функционирует, «живёт» этот коллайдер. Так вот нет: Вы настойчиво пытаетесь засунуть своё чтиво в организм этой феноменально-сложнейшей конструкции, не понимая, что современный автомобиль не может сдвинуться с места и поехать, если его заправили ишачьей мочой вместо бензина. Конструкция коллайдера, это образное воплощение тысячелетнего опыта мировой и русской литературы, а вам жуть как хочется туда втереться. Так что вы хотите возродить? Что вы там предчувствуете?

Мне именно в этих случаях особенно стыдно, что приходится говорить с якобы поэтами о самых элементарных вещах в литературе. И вот тогда меня не покидает ощущение, точно переданное поэтом Сергеем Гординым [20]:

«…Только сладкое, только лживое

Жжёт лицо молодой крапивою,

Мне до краски сердечной стыдно

За, увы, стихотворное быдло…».

Примитивизм мысли, убогость образов, допотопность мышления никогда не являлась питательной средой Ренессансу. Где у вас свежий, свой взгляд на решения задач современной литературы, которые ежесекундно ставит непростая жизнь? В том-то сила и мощь, при несомненной красоте, русской, да и любой другой настоящей литературы, что в ней писатели и поэты показывали нам решения наших насущных проблем, а вот через «что и как», это каждый художественный творец находил своё пространство комфортное для меня – читателя. Несомненно, вы можете оставаться при своём мнении, однако это не лишает вас необходимости отвечать элементарным требованиям, существующим для русскоязычной поэзии. И не дай-то бог, если всё-таки поэзию начнут преподавать в школе, а учителями этого предмета будут Васильевы или Таджиевы. Подробнее о других «созидателях» русскоязычной поэзии и прозы у нас в Туркестанской среде в следующей части моих кратких заметок.

– Ну и что ты вытворяешь своей писаниной? – говорит мой неугомонный внутренний голос. – Ты понимаешь, что сейчас стольких людей настроил против себя? Не разумно. 

На это я могу ответить самому себе только строчками великого Маяковского:

«…Пусть серебро годов

Вызванивает уймою, – 

Надеюсь, верую,

Вовеки не придёт

Ко мне

             позорное благоразумие!»

…В системе нашего жития давно уже сложилось положение autbene, aut nihil [21]. Представляю себе, как литературные мастаки, объединившись в свору (поодиночке они ничтожны и слабы) кинутся громить меня, доказывая, что наступившая независимость от всего и вся, открыла красочный путь к истинной литературе и уже тысячи «созидателей слова» смело шествуют к белоснежным вершинам Парнаса…

Понимаю я их пыл и жар - Le bon Dieu envoie toujours des culottes `a ceux qui n`ont pas de derriere. [22] Но истопчут же всё и там…

КОНЕЦ (первой части). 

[1] Далее по тексту все замечания в круглых скобках мои. – В.К.

[2] Manifestumnonegetprobatione (лат.) – очевидное не нуждается в доказательстве.

[3] Ipsissimisverbis (лат.) – слово в слово.

[4] Lumen intellectus (лат.) – свет разума. 

[5] Verbumsatsapienti (лат.) – сказанного для понимающего достаточно.

[6] Портнов А.А., Федотов Д.Д. Психиатрия. Изд. «медицина». М. 1971. С.124.

[7] Бакирова Л. Осень. //Звезда Востока. №1.2015. С. 23. 

[8] Крапаней Р. Н. Бабское. //Под крылом Пегаса. Альманах №4. Ташкент. 2014. С. 42-43.

[9] Market(англ.) – рынок. (Были у нас магазины, гастрономы, а теперь мини и макси рынки! Аллилуйя!).

[10] Храмова М. Рядом с радугой надежды. //Звезда Востока. №2. 2016. С. 58. 

[11] Mundussensibilis (лат.) – чувственно-воспринимаемый мир. 

[12] Mundusintelligibilis (лат.) – умопостигаемый мир.

[13] Осадченко В. Поэзия. //Под крылом Пегаса. Альманах №4. Ташкент. 2014. С. 57. [14]]Exsilentio (лат.) – «аргументировать» молчанием; типичный пример псевдоаргументации. 

[15] Таджиев К. Модификация сонета в теории и практике жанра. //Звезда Востока. №6. 2016. С.149-151. 

[16] Vir obscures (лат.) – тёмный человек. 

[17] Сергей Юрский, выдающийся актер, режиссер прямо утверждает: « У нас была прослойка особая, единственная как прослойка на всём пространстве страны (СССР). Теперь социальные группы в основном различаются не по происхождению, а по количеству денег, то есть устроенности. Интеллигенция – смазка между колёсами, которые крутятся между слоями. И так как смазки не стало, то я убеждён, что эти колёса друг об друга обломаются»

[18] Penates (лат.) –  по верованиям древних римлян – боги-хранители, опекавшие благополучия всего государства, а также охранители семьи и домашнего очага. 

[19] Халил Д. Рассказы. //Звезда Востока. № 3. 2015. С.96-97. 

[20] Гордин С. Не надо спешить с побегом… //Звезда Востока. №6. 2016. С.80.

[21] Autbene, aut nihil (лат.) – говорить только хорошее или молчать. 

[22] Le bon Dieu envoie toujours des culottes `a ceux qui n`ont pas de derriere.  – (Милосердный господь всегда дает штаны тем, у кого нет зада…)