I.

История изучения мегалитических памятников в Старом Свете имеет в своём багаже добрых две сотни лет и несколько десятков великолепных имён учёных исследователей, которые стали недосягаемой гордостью археологической науки. Сами памятники (подавляющее большинство из них) приобрели статус национального достояния тех стран, где были открыты и изучены. Эти объекты являются рукотворными страницами, несомненно, важнейших аспектов истории многих народов.

Однако, Средняя Азия, через которую когда-то проходили трансконтинентальные маршруты Великого Шелкового пути, в которой, как в кипящем котле бурно “переваривались” колоссальные массы народов и этносов, до сегодняшнего дня хранила непроницаемое молчание о мегалитических культурах. С чем это было связано для меня остаётся не понятным. Вероятно, со спецификой самой среднеазиатской археологии. Когда большинство исследуемых и изучавшихся памятников были созданы из обычной глины и только в средневековье появляется жжёный кирпич, то внимание раскопщиков всегда было отвлечено от камней, которые за тысячелетия буквально “вросли” в землю. Какими бы большими (мега-с – на языке греков) эти самые камни (лито-с – на том же языке) не были, они всё же были иными, неясными для понимания объектами.

Существенный прорыв в этой области археологического изучения для памятников Средней Азии произошёл в последние годы уходящего столетия. Работы в Южной Сибири, Горном Алтае, Монголии, Японии, Корее и Северном Китае, Индии и Индонезии показали, что памятники мегалитических культур – это не только эксклюзив европейской истории*[1]. Существенная разница между памятниками Европы и Азии заключалась лишь в их датировке. Азиатские памятники на порядок «моложе».

К примеру, такие мегалитические объекты, как дольмены Франции и Англии датируются 4800 г. до н.э.[2], а дольмены Индонезии были построены в период 2500 –1500 гг. до н.э.[3] В Индии эти памятники относят к VIII веку до н.э., но некоторые из них датируются лишь 2 веком нашей эры.[4] К тому же, дольмены оказались не такой уж редкостью – только на Корейском полуострове их насчитывается около 20 тысяч[5].

В Средней Азии, выявленные нами памятники мегалитического характера, оказались не менее конструктивно сложными, чем такие же сооружения Европы. А в некоторых случаях, гораздо интересней в плане информативности и символизма. При этом, следует обязательно заметить, что История Центральной Азии необыкновенно богата самыми яркими и удивительно разнообразными событиями. Империи и царства сменяли друг друга в круговороте кипящих политических страстей и экономических потрясений. Памятники истории и археологии, искусства и архитектуры стоят свидетелями тех эпох.

Археологических памятников на этих пространствах насчитываются тысячи. Однако совсем недавно нами были открыты необыкновенные древние памятники, сложенные из огромных скальных камней. Расставленные в определённом порядке, они в своей конструкции составляли самые разные изображения. Это и круги, и квадраты, сложные фигурные композиции из стоящих камней, получивших в научной литературе наименования «херексуры».

Внешне эти строения, расположенные в предгорных долинах, на высокогорных плато и труднодоступных ущельях, напоминают памятники, называемые «дольменами», а на территории Великобритании – «хенджами». Огромные каменные кольца Стоунхенджа, Анибери и Кольцо Брогара на Оркнейских островах, конечно, древнее памятников, обнаруженных нами в Узбекистане и Киргизии, но семантика и символика этих сооружений едина. Древнейшие каменные кладки предварительно датируются вторым тысячелетием до нашей эры, а наиболее «молодые» из них датируются первыми веками нашей эры.

Столкнувшись с выявленными памятниками, перед нами встали вопросы: какова была роль этих удивительных сооружений в древних обществах, кто создавал и строил их? Частично эти вопросы касаются и реальных функций указанных монументов. Каким образом их использовали и как они помогали людям ушедших в небытиё веков? Ответ на поставленные вопросы помог бы понять характер и историю данных обществ. Какими должны были бы быть народы или племена, чтобы такие монументы заняли в их жизни своё осмысленное место?

Каменные выкладки, обнаруженные нами в Ферганской долине, в урочищах Гава-сая, Чодак-сая, Сарыкол, занимают пространства на площадях от 3х5 км до 5х12 км и протянулись линией шириной до 7 км у южных склонов предгорий, часто по руслам высохших рек, водоразделам. Ранее эти памятники оставались неизвестными науке, о них не было никаких публикаций.

В центре отдельных групп мегалитических (огромных каменных сооружений – «мегастроений») выкладок расположены погребальные склепы сложной формы – чаще юртообразной, высотой до пяти-семи метров и диаметром до 28-35 м.  Как нам удалось установить при предварительном изучении этих погребений, в наземных склепах захоронены вожди и высокие социальные лица племен древней Ферганы – перекрёстка многих путей, в том числе и торговых, общения былых народов Центральной Азии.

Некоторые выкладки несут в себе символы геометрического и космического пространства и являются наземными открытыми храмами уже забытых в истории богов. Но несомненно, что эти изумительные по красоте и глобальности объекты являются местом религиозного поклонения тех племён и народов, которые населяли эти территории свыше двух тысяч лет назад. Они производили там заупокойные мистерии, смысл которых восстанавливается по мере изучения.

Местными жителями, подобные сооружения обычно называются курумами (kurum - (перс.) «вельможа, знатный человек») или мугхона ((тюрк.) комната, жилище магов). У жителей Тянь-Шаня бытуют некоторые легенды и предания, связанные с этими сооружениями, в которых фигурируют необыкновенные люди или существа, наделённые сверхъестественными способностями и достаточной степени положительными чертами. В одном из таких преданий говориться, что эти сооружения были жилищами первых сартов поселившихся в этих районах.

Естественно, что немногочисленные исследователи азиатских памятников, задавались вопросами происхождения этих сооружений, которые, по существу, так и остались нерешёнными. Различные исторические реконструкции, которые предлагались даже для европейских памятников, так и не смогли решить, практически, ни одного вопроса. Думаю, что первоначально необходимо разобраться с интерпретацией не только конструктивных особенностей этих объектов, но и знаковыми (символическими) характеристиками, которые эти сооружения содержат в себе. Только так мы сможем узнать функциональную необходимость создания подобных монументов. Это очень сложная задача. Ведь исследователю придётся «перевоплотиться в строителя» этих сооружений, чтобы понять мировоззрение и логику давно забытых народов. По этому поводу, замечательный учёный Колин Ренфрю, с досадой констатировал: «…Вместо этого исследователь рассуждает сейчас с позиций «процесса», рассматривая систему, стоящую и за монументами, и за обществами, которые их строили».

Работы, связанные с составлением карты археологических памятников мегалитического характера на территории Центральной Азии, позволили рассмотреть свыше 7800 объектов, находящихся в Узбекистане, Казахстане, Киргизии и Таджикистане. В основном, они располагаются в предгорных и горных районах этих Республик. Огромное количество разнообразных типов этих сооружений открывает широкое поле возможностей для аналитических интерпретаций. Отдельной темой в этом контексте, я считаю объекты, обнаруженные в последнее время на территории Туркмении. Но об этих памятниках разговор должен быть отдельный.

Мегалиты, от самых простых конструкций – одиноко стоящих стел, менгиров, до сложнейших комплексов площадью сотни квадратных метров, можно встретить, практически, на окраине каждого кишлака (небольшое селение) как в Узбекистане, так и в Киргизии. У местных жителей они носят название – «азизжой», что в переводе с тюркского языка означает «почитаемое место». В каждом селении эти места трактуются по-своему, но нигде они открыто жителями не посещаются, поскольку считаются местом обитания различных духов.

Наблюдения показали, что главным условием выбора места святилища, была некая сакрализованная отмеченность. Такие условия могут проявляться в разных местах и, как показывает опыт, нередко связано с особенностями ландшафта. Предпочтения отдавались особенно красивым и живописным местам. Кроме того, часто сооружения расположены в труднодоступных и чем-то выделяющихся участках - у необычных по конфигурации скал, родников, водопадов и рощ. Такими, также стали места в чём-то потенциально или реально опасные, или, наоборот, знаменующие собой то, что опасность уже путниками преодолена и осталась позади.

Исключительно трудоёмкой задачей является определение характера принадлежности объектов к оседло-земледельческой цивилизации или к кочевому миру «странствующих» племён. По большому счёту, памятники, оказавшиеся вблизи селений, могли возникнуть во времена, когда на этом месте мог быть лишь зимник, куда поздней осенью для зимовки откочёвывали скотоводы. Точнее такое определение может быть сделано на монументы, возведённые вдали от селений – на перевалах, горных плато, вершинах хребтов (водоразделах), в замкнутых ущельями долинах, у скотопрогонных или караванных троп. Именно этой теме были посвящены отдельные (к сожалению, весьма незначительные) публикации ташкентского архитектора-исследователя Додо Назилова.

Часто, довольно многочисленными исследователями по всему миру, эти аналогичные сооружения, подобные нашим, причисляются к астрономическим, а по своей функции – к календарным объектам. Рациональное зерно в этих утверждениях, несомненно, есть.

Кромлехи из отдельно стоящих камней на наших памятниках сохранились лишь фрагментально. На некоторых объектах – мегастроениях, видно, что конструкции кромлехов явно нарушены. Реконструкции первоначального вида одного из них, расположенного в Северной Фергане, показывают, что мегастроение состояло из 34-х крупных, отдельно стоящих камней, несущих, вероятно, календарно-числовую нагрузку. Поиск подобных конструкций за пределами Центральной Азии, приводит, прежде всего, к памятникам Британии. Там, в центральной части Стоунхенджа расположена «подкова» из 19 «голубых» камней, не имеющая непосредственного астрономического значения. Но как полагают отдельные исследователи, назначение этой фигуры счётно-календарное. Подобная фигура из 34 столбов с аналогичной функцией расположена в центре святилища даков в Сармизегетусе. Учитывая, что структура календарей остаётся неизменной тысячелетия, в поисках аналогий можно территориально и хронологически выйти далеко за пределы мегалитических культур. Как видим, рассматриваемые фигуры тяготеют к числу 34 (т.е. – 17х2).

Например, 17-ти членный год, посвящённый Праджапати, известен в арийской мифологии. Это божество способствовало рождению детей, являлось творцом других богов, и называлось «господин потомства», вливающий семя. То есть, он связан с идеей воспроизводства и плодородия.

Другой пример – на животе одной из трипольских скульптурок богини-матери изображена «подкова» с 17 лучами, разомкнутыми к лону. Разомкнутая окружность, имеющая 34 звена, нанесена на спинку трона фараона Тутанхамона.

Эти аналогии можно было бы продолжить, однако это сегодня не является темой моей лекции-семинара.

  Опять же – символика каменных площадок может восходить к тем истокам забытых эпических сказаний, которые сегодня лишь очень смутными отголосками изыскиваются в устном народном творчестве. К этому надо заметить, что за прошедшее тысячелетия население районов, где мы находим эти интереснейшие сооружения, сменялось многократно. Но мифологемы, заложенные в архитектуре этих сооружений, могут быть прочитанными в аналогичных преданиях, у народов, обитающих к востоку и северо-востоку от этого региона Тянь-Шаня.

Древнейшие объекты выявленной своеобразной архитектуры, нигде так, как в этих памятниках, зримо и осязаемо представляют конкретное мировоззрение данной эпохи. Не само мировоззрение, разумеется, а его модель, образ. У всех народов, и давно сошедших с исторической арены и ныне существующих, стихийно или осознано возникала «космическая мыследеятельность». Человек вообще не может размышлять о мире, вычленив себя из него.

Вселенная долгое время оставалась молчащим и недоступным «фоном», на котором происходила собственно история. Но даже и тогда незримые связи между космическим и земным очень много значили для культуры. Ведь каждый народ, как бы он ни был ограничен в своей деятельности «крохотной» областью пространства-времени – маленькой (в масштабах Вселенной) планетой и ничтожным (опять-таки, по масштабам космическим) отрезком истории – стремиться раздвинуть их границы.

При этом следует понимать, что архитектурные создания – застывшие во времени памятники минувших эпох – это ещё и памятники духовные. Причём неразумно сводить их только к памятникам эстетическим – в своих сооружениях каждый народ оставлял нам образец своей «космической философии», своих представлений о соотношении «небесного» и «земного» в повседневной жизни.

Например, субурганы – яркие памятники монументальной архитектуры, возникшие первоначально в Юго-Восточной Азии и затем распространившиеся на всю Центральную Азию, включая Бурятию и Калмыкию. Это целая космогоническая модель в образах! Возводились они как хранилища останков святых и их сподвижников либо как памятные сооружения на местах каких-то значительных исторических событий.

Или, к примеру – знаменитый комплекс Храма неба в Пекине. Огромное купольное сооружение центрального храма нетипично для китайской архитектуры, потому что он построен в первой половине XV века, когда ещё сохранилось влияние монгольской династии Юань. По вертикальной оси храма тоже трёхъярусное членение – снова своего рода модель Вселенной, отражённая в календаре многих Центральноазиатских народов. Удивление вызывает не это. Аналогичный по структуре и композиции храм мы обнаружим… в христианской Болгарии! Это круглая церковь в Преславле Великом, построенная в 907 году и не имевшая предшественниц в доболгарской архитектуре. Можно усмотреть в этом факте взаимовлияние эстетических канонов, но мне кажется – здесь совершенно другое.

В разных культурах, да ещё и «защищённых» разными религиями, временными пропастями, упрямо прорывались общие воззрения на систему мира. И рассыпанные по территориям разных стран архитектурные памятники – это крупицы общечеловеческого коллективного опыта, выработавшего «космическое мышление» ещё на заре цивилизации. Всё это даёт нам богатейший и объективный материал, свидетельство того, как мыслили Вселенную и место человека в ней представители самых разнообразных культур, о которых могло даже не сохраниться никаких письменных упоминаний, тех или иных господствующих течений общественной мысли.

То в одном, то в другом месте «пробиваются тонкие ростки» единого космического мышления. Разумеется, единое – не значит нивелированное, стандартное, безликое; конкретные национальные культуры добавляли свои краски и оттенки, взаимно дополняя друг друга, но получившийся «портрет» мира создавался коллективно.

Все эти архитектурные модели, с одной стороны, выражали дерзость и порыв, стремление оторваться от земли, от сковывающего земного опыта, а с другой – были жёстко ограничены ими же. Ограничения физические, технические, географические… Об этом можно долго рассуждать, но следует заметить, что до середины XX столетия, человек в своих стремлениях обычно просто моделировал Вселенную по земному образу и подобию. «Тащил» в космос свой земной, тысячелетиями безотказно служивший мир.

Однако Вселенную нельзя низводить до уровня человеческого разумения. Наоборот – следует расширять наши познания, разум до сверхмасштабных параметров самой Вселенной. Тогда станет понятным и место самого человека, его необходимое и объективное значение во всем этом мире.

Ведь никто и никогда ещё не ставил себе задачу разглядеть в многовековой истории архитектуры процесс формирования и развития «космического мышления», поэтому следует вдумчиво и критически пересмотреть устоявшиеся представления о генезисе архитектуры. Без тотального отвержения всего накопленного опыта, речь идёт только о пересмотре. Как же двигаться дальше, если мы уже более двадцати лет совсем перестали смотреть себе под ноги. А ведь мы идём по опыту предшественников, по плечам, которые подставлены нам, неординарно и талантливо мыслящими архитектурными пророками. Но и без критического осмысления не возможен и сам процесс познания. Только религия – этот коллективный невроз, отрицает критическое мышление. Оно вредно всем религиозным концессиям, без исключения. Критическое осмысление, фатально для религиозного словоблудия. Прячась за непонятным, непознанным и от того таинственным для разума познающего, религия выпячивает нравственность как жупел божественного откровения, при этом ничуть не смущаясь того, что нравственность создавалась самим человеческим разумом как острая необходимость существования коллективного опыта.  А мы из многих положений не только религий, но и в наших науках сделали «священных коров», к которым и прикоснуться-то нельзя… Тем самым создавая новую религиозную форму – научная безаппеляционность! Тем более нужен дух критического пересмотра, казалось бы, сейчас, когда человечество впервые и в буквальном смысле смогло поглядеть на себя со стороны…

Я не могу отнести себя к футурологам, поскольку не обладаю достаточным уровнем всесторонних знаний, но понимания необходимости развития нового комплекса наук, целого куста знаний, называемого «глобалистикой», могу себе уяснить.

Сегодня повторять слова об органическом взаимодействии человека с природой, Вселенной, о недопустимости впредь «инженерного», технократического покорения природы – значит напрасно сотрясать воздух: слова уже не нужны, требуются дела. Речь идёт о создании нового – культурологического и космического, а не утилитарно-технократического – комплекса воззрений на природу. Полусумасшедших инженеров, пытающихся «повернуть реки вспять», пещерных троглодитов сжигающих тонны природного угля, чтобы зажечь электрическую лампочку, испохабив при этом не только геологические ресурсы, но и атмосферу которой мы сами же и дышим, политиканствующих даунов, на все лады заявляющих, что де только они пекутся о «своём народе» и его социальном и нравственном здоровье, но при этом не имеющих элементарного понятия о возобновляемой энергии, необходимо незамедлительно запереть в кунсткамеры, для демонстрации самым младшим воспитанникам детских дошкольных учреждений, дабы «с молоком матери» сформировать в них отвращение к позитёрам и нравственному мракобесию. При этом первоочередной задачей архитекторов является освоение и осмысление всего того, что выработало на протяжении веков градостроительство. Ведь открытие космоса – на сей раз не умозрительное, в воображении, сохранённом в мегалитических уникумах, а практическое – открывает и новый путь познания культурологических (в том числе архитектурных) явлений и процессов. И особенно их взаимосвязи и взаимообусловленности.

Давно уже надо было глобально осмыслить процессы урбанизации. Комплексная «космическая карта» древних и современных градостроительных памятников позволяет с новых позиций оценить историю архитектуры, «межконтинентальные» проблемы градостроительства. Это новые масштабы прогнозирования: иные схемы расселения людей и районных планировок, переворот в представлениях о зонах туризма, отдыха, лечения; даже реконструкция градостроительных территорий. При этом я имею ввиду, что многочисленные азиатские пустыни станут скоро градостроительными площадками, а песок – неисчерпаемым экологическим строительным материалом.

Вот тут-то и следует задуматься о целенаправленной программе архитектурно-градостроительного освоения Земли. В начале третьего тысячелетия мы ставим вопрос об освоении родной планеты. Парадокса тут нет: до сих пор мы неистово покоряли родной дом, нимало не заботясь о его завтрашнем дне. Теперь речь, очевидно, должна наконец-то идти о другом: о разумном обживании, о налаживании «домашнего хозяйства», о капитальном ремонте и внесении в наше пока ещё единственное жилище больше тепла и уюта.

Не буду говорить о других аспектах этой проблемы – прежде всего о пище, о трудовой занятости и тому подобном.  Уже сегодня достигнутый нашей цивилизацией технический уровень развития таков, что на территории суши (я совсем не хочу касаться океанов и морей, которых нет в Центральной Азии), пригодной для жилья – а это приблизительно треть от 150 миллионов квадратных километров всей земной суши – можно «по-человечески» разместить от 15 до 30 миллиардов человек.

Разумеется, для этого нужно освоение, прежде всего необжитых, как сейчас их называют, «экстремальных территорий». Я опять не подразумеваю, расширение суши за счёт прибрежных вод Мирового океана и внутренних водоёмов, непосредственное расселение людей на искусственных городах-островах и т.п.

Для решения этой проблемы наряду с традиционными архитектурными решениями, понадобятся идеи подчас «безумные» - необычные, непривычные. Вот именно их и подсказывают нам сегодня, те памятники мегастроений, в которых была заключена вся квинтэссенция знаний о космосе жителями срытых, пока ещё, за пологим временем.

Неожиданные аналогии наших каменных объектов мы встречаем далеко на востоке от центрально-азиатских просторов – в Японии. В этой прекрасной островной стране, в провинции Синго сохранилось много археологических древностей и среди них находятся... пирамиды! Некоторые исследователи считают их древнее египетских. Всего в районе Синго их семь, во всей Японии – значительно больше. Они сложены из огромных камней, но, конечно, первоначальные формы сейчас утрачены и остались лишь загадочные глыбы. Ближайшая к деревне гора с остатками пирамид издревле считалась святым местом, туда даже запрещалось подниматься женщинам. В 4-м году эры Ансэй (1857 г. н.э.), 24-го дня 7-го месяца произошло страшное землетрясение. От одной пирамиды с чудовищным грохотом оторвалась и рухнула вниз огромная каменная глыба.  Окружность ее основания составляет около 12 метров. Теперь она лежит на два метра ниже, чем прежде. За необычную форму ее назвали Кагами-иси («камень-зеркало»). Рассказывают, что на ее поверхности обращенной к земле, есть надписи, хранящие загадки пирамид. Однако ни поднять глыбу, ни хотя бы подкопаться под нее невозможно: она лежит на крутом склоне и весит десятки тонн. (Тубулевич, 1990)[6].

Выглядят пирамиды и вправду захватывающе. На лесистом склоне горы, образующем террасы, возносятся сооружения из гигантских глыб различных размеров и форм. Все эти глыбы носят следы обработки.  Разбросанные несколькими группами, сооружения увенчаны конструкцией, поднимающейся над вершиной горы и напоминающей алтарь. Самая верхняя часть – два каменных колосса, вытесанных в форме параллепипеда. Один лежит, немного выступая за край террасы, другой устремлен в небо...

Иоланта Тубулевич также отмечает, что в этих местах очень много памятников эпохи Дземон – японского неолита. Больше всего в этом районе каменных кругов. Исследовательница предполагает, что они являются культовыми объектами[7]. Самые крупные в местности Ою – это в километрах 30 от пирамид. Круг под названием Нонакадо имеет диаметр 42 м, круг Манца – 46 м. Некоторые исследователи относят время возникновения сооружения ко 11 тысячелетию до н.э.

Совершенно непредвиденную параллель мы находим на землях бывшего когда-то ливийского царства – в Нумидии (территории восточного Алжира и западного Туниса) и Мавритании (области западного Алжира и северного Марокко). Нумидийцы (от греческого слова «кочевники») в преддверии рубежа нашей эры так же возводили подобные ферганским склепам погребальные сооружения, которые по внешним признакам и формам полностью соответствовали исследованным нами объектам.

Памятником такого же типа является знаменитая алжирская гробница мавританских царей, расположенная между Типасой и Шершелем, имеющая 185,5 м в окружности при диаметре склепа 60,9 м и высоте 32,4 м.

«Два начала – одно стихийное, как бы сотворённое теми же силами, что и формы самой природы, а другое наделённое ясной образностью творческого замысла – тесно переплетаются, уравновешивая друг друга, в восприятии момента»[8].

Перед этой гробницей было обнаружено небольшое святилище, возможно заупокойного храма, который был часть монументального единого ансамбля. Сооружение таит в себе немало загадок. Она представляла собой закрытый со всех сторон каменный массив с тщательно замаскированным входом. Юртообразное каменное здание, издревле привлекало к себе охотников за сокровищами. Экспедиции А. Бербрюгера в 1865 году удалось проникнуть в погребальную камеру, которая оказалась пустой.

В Нумидии, недалеко от гор Ореса, была воздвигнута в III в. до н.э. подобная гробница Медрасен, имевшая диаметр 58,86 м при высоте 18,35 м. Несмотря на меньшие размеры по сравнению с гробницей мавританских царей, этот памятник отличается более суровыми и архаичными формами. Округлый, мощный объём мавзолея «…тяжело и властно осел в землю». Он безупречен по каменной кладке, имеющий четкую геометрическую форму конуса с двадцатью четырьмя ступенями. На восточной стороне памятника, так же имелось святилище.

Однако вернёмся к нашим изумительным объектам.

Для тех из вас, кто может мыслить по-человечески, а значит, в наше время это можно считать неординарно, могу сказать, что в архитектуре мегастроений Ферганской долины, может быть заложена и идея …богоборчества!

Есть несколько легенд и сказаний, связанных с теми, кто по мысли рассказчиков строил эти сооружения. Очень красочно это изложено в эпосе нартов. Кратко: жили невысокие (или огромные) люди. Они обладали высокой технологией или возможностями. Жили они, в том числе и на вершинах хребтов. Ни с кем не воевали, но постоянно оспаривали с богами (со своими) право на эти земли, на свой образ жизни. Строили мегалитические сооружения. Их существование прервалось (вместе с изменением климата). И в этих мифах красной нитью проходит богоборческий мотив.

Интересно, что богоборческий мотив вообще особенно характерен для Абхазско-Адыгейского и Абазинского варианта нартского эпоса. Во многих циклах боги практически не упоминаются (в отличие от, например, осетинского варианта). Богоборческий мотив, или, точнее – богонезависимая окраска характерна именно для нартского эпоса. Кроме того, элементы мифологем подобного характера хорошо известны у народов Иртыша, Енисея и некоторых племен, обитавших на пространствах Горного Алтая. Для уяснения этого факта совсем не обязательно обращаться к прообразам мифа о Прометее. Достаточно просто заметить, что, в отличие, например, от греческой мифологии, с одной стороны или, например, Велесовой Книги, герои нартов мегалитического региона не обращаются через слово к богам. Если они и общаются с божествами, то только как с равными. Это может свидетельствовать либо о очень большой древности варианта мифа, либо о трудноуловимом налёте, настроения, возможно, способе мышления некой другой нации, культуры.

Всего несколько слов об ином мышлении. Есть некая особенность в технике строительства некоторых мегастроений, дольменов, которая позволяет говорить о несколько другой логике мегалитостроителей вообще. Это, конечно, целая большая тема, и мы коснёмся её сейчас совсем немного. Как бы мы сейчас стали строить модульный дом? Например, из кирпичей или каменных блоков. Мы бы попытались сделать максимально ровные поверхности модулей-блоков, а затем собрали бы конструкцию. Но среди мегастроений, дольменов встречаются каменные блоки, притёртые по криволинейной поверхности сразу по нескольким граням. Тяжёлые песчаниковые или базальтовые глыбы подгонялись уже в процессе сборки сразу в нескольких местах. И как подгонялись! Но ведь это неудобно, скажем мы! И правильно, вроде, сделаем. А вот Им было удобнее так… И уровень технологии позволял делать прямые поверхности. Это всё к вопросу о налёте иного мышления, иной логики.

Вот этот самый момент подгонки огромных каменных глыб по криволинейной поверхности сразу в нескольких плоскостях характерен практически для всех мегалитических регионов мира, включая и Мексику, и Чили, и Перу, и целый ряд других регионов. Но тему технологии мы рассмотрим в другой раз…

Вполне естественно, что отзвуки культуры с другим мышлением, которое, очевидно, касалось не только техники строительства, привели к противоречию с богами нартов, или тех, кто эти сказания пересказывал. Со временем детали стёрлись, события забылись. Осталась только никуда не влезающая логика действий. Впрочем, возможно, это действительно отзвуки каких-то других, грозных и непонятных издалека событий.

Вполне вероятно, я считаю, что во время возведения этих наземных склепов, именуемых – «мугхона», первоначально строилась символическая структура космоса, в понимании древних жителей. Так как они этот космос себе представляли. Ибо в схеме видно, что все окружности – мы можем считать их этажами или уровнями строения всего мира, одной стороной сходились (соединялись между собой), обычно в западной части стены самого погребального склепа. Делящие эти уровни радиальные сектора, также имели исхождение от погребальной камеры, в которой и совершалось захоронение. Объективно, весь мир, как бы сосредотачивался на погребённом. Образовавшаяся конструкция не только говорила о значении усопшего для оставшихся в этом мире живых, но и определяла его место в космическом пространстве, в котором он должен был, по идеи, теперь обитать и откуда он – предок, должен был заботиться обо всех живущих людях семьи, рода, племени, страны.

На предыдущем семинаре я уже отмечал, что появление героя-охранителя города, как символа непобедимости страны, было характерной чертой в традициях появившихся ранних городов. Именно погребения героя-охранителя (обычно, этим патроном мог быть умерший правитель страны, царь, князь, феодал, старейший рода), гарантировало спокойствие и благополучие для всех.

Эта традиция почитания предков восходит к тем временам, когда стали появляться в конструкциях мегастроений не только культово-мемориальные площадки, на которых происходили как заупокойные, так и поминальные мистерии, но и схематизированные конструкции самого космоса, как места обитания божественных субстанций и самих людей. 

Объективной оценки функциональной характеристики наших объектов пока не производилось. Вопросы о значении этих сооружений еще требуют ответа. Вероятно, ученым придется искать аналогии на просторах не только в Средней Азии, но и в недрах Центральной Азии – Горного Алтая, Бурятии, Северо-западной Монголии, что, впрочем, наиболее вероятно при изучении мегалитических культур Азии.

К сожалению, объекты – а они являются уникальнейшими памятниками истории и культуры народов Центральной Азии, подвергаются интенсивному уничтожению местными жителями, которые разбирают из сооружений камни на строительные нужды. Пока ещё ни один из этих памятников не имеет научной документации и большинству учёных не известен. Сегодня возникла реальная угроза потери уникальных археологических памятников, которые являются неотъемлемой частью всемирного исторического и культурного наследия. 

II.

Неотъемлемой частью исторического наследия самых разновремённых мегалитических культур на пространствах Центральной Азии следует отнести и памятники изобразительного творчества древнего человека. Вне всякого сомнения, эти памятники генетически связаны с мегалитическими культурами. Они неотъемлемы от культуры мегастроений и только обогащают наши познания, для осуществления объективно-научной характеристики подобного явления.

Древние памятники художественного творчества человечества, которые сохранились в наскальных изображениях, следует рассматривать как величайшее открытие, быть может, не имеющее равного в истории по тем возможностям научных выводов, которые в них заложены.

Наскальная живопись и графика палеолита, неолита, эпохи бронзы и раннего железа выступают в роли подлинных свидетельств рождения высших механизмов мышления и становления человеческого сознания. Тысячелетия назад, «открыв своё воображение», человек «остановил мгновение», таким образом, приобретя известную власть над временем; он как бы положил начало новой форме бытия – бытию художественной формы, что и дало предпосылку появлению затем божественного образа.

Летопись истории человечества, записанная графикой на скалах и каменных стенах пещер, ещё ожидает свое прочтение. Ведь к четвёртому тысячелетию до нашей эры – в эпоху неолита, в наскальных рисунках появляется тема эпических сказаний и доказательство зарождения мифологического мышления. Обобщая до схематических знаков видимые предметы, человек неолита делал огромный шаг вперёд в развитии своего умения абстрактно мыслить и осознавать общие принципы образования форм. Именно здесь лежат истоки пиктографии – рисуночного письма.

Способность к абстрактной ассоциации окружающего мира, у древнего человека, вырабатывала Великую идею – Божества! В истории всего человечества складывалось религиозное мировоззрение. Мегалитические сооружения и изображения на скалах, как на объединяющем пространственном космосе мира человека, была, на мой взгляд, одной из самых революционных идей цивилизации человека разумного – Homo sapiens.

Изумительное великолепие художественной графики наскальных творений открывает, скрытое во мраке тысячелетий, портреты праотцев каждого из нас.

На территории Средней Азии уже выявлено немало мест, где на отдельных камнях и скалах сохранились разнообразные изображения (См. карту). Но к северу от города Навои в невысокой горной гряде расположено ущелье Сармич, которое стало настоящим «кладезем» древнего художественного творчества. На скалах сохранились сотни и сотни самых разных изображений.

С чем связано такое огромное скопление подлинных шедевров – петроглифов (от греческого «петрос» - камень, «глифе» - резьба) на таком ограниченном пространстве, пока остаётся неизвестным. Загадочно не только это, но и сами изображения, их порядок расположения на скалах, целый ряд каменных выкладок вокруг изображений. Какие таинственные мистерии происходили в этих ущельях на протяжении тысячелетий, какие боги и каких религий запечатлены на каменных полотнах, – тоже остаётся скрытым во тьме прошедших веков.

На площади в несколько квадратных километров, собраны произведения древних художников, трудившихся в течение не менее пяти тысячелетий. Тем самым, это можно считать самым крупным собранием такого рода шедевров на всём среднеазиатском пространстве.

К сожалению, большинство (практически все) этих изображений остаются неизвестными не только самым широким кругам людей, но и большинству специалистов – археологов, историков искусства, антропологов и т.д.

На мой взгляд, сосредоточение петроглифов в определённых местах горных и предгорных районах Центральной Азии, говорит, в первую очередь, о сакрализованности данного пространства.

Техника нанесения петроглифов весьма разнообразна. Несомненно, что для нанесения наиболее ранних изображений силуэтного, ажурного и контурного типа был необходим специально подготовленный инструмент, в виде отбойника и молотка. Отбойник представлял собой каменный прототип зубила, а молотком могла служить подходящая по форме и размеру галька. Использованием этих инструментов объясняется точность и равная сила нанесения ударов. Это видно по выдержанной глубине и толщине линий. Процесс выбивания требовал определенных навыков и трудозатрат. Иногда заметно, что предварительно на скалу наносился эскиз рисунка с соблюдением требуемых пропорций. После этого художники приступали к выбиванию изображения, причем, даже при нанесении ранних рисунков силуэтного типа, сначала точечными (пунктирными) ударами наносился контур, а потом выбивался весь силуэт. Это видно по незавершенным петроглифам.

Позже несколько менялся стиль изображения и техника нанесения рисунков. Они становятся схематизированными и выбиты с меньшей тщательностью. Удары неточные, контуры рисунков неровные, глубина и толщина линий не выдержана. В основном это скелетные изображения, выполненные без соблюдения естественных пропорций, выбитые одним отбойником. Этот способ мы назвали одноручной техникой нанесения.

Самые поздние по времени создания петроглифы Сармич-сая наносились металлическим инструментом, что видно по следам ударов. Иногда, например, в каллиграфических арабских надписях, выбитые буквы прочерчивались.

Пустынный загар, который является, конечно, весьма относительным фактором датировки петроглифов, представляет собой тонкую (0,5-5мм), черную или темно-коричневую блестящую корку, которая покрывает обнаженную поверхность скал и обломков различных пород. Она состоит, главным образом, из оксидов железа (до 36%) и марганца (до 30%) с заметной примесью глинозема и кремнезема. Образуется в результате процессов, возникающих из-за попеременного увлажнения и высыхания горной породы при недостатке влаги. В этих условиях происходит усиленное движение капиллярных вод, выносящих на поверхность породы соединения железа, марганца и др. Блеск корки приписывают полировке тонкой атмосферной пылью (эоловая абразия). Эту своеобразную защитную корку можно наблюдать во всех климатических зонах, но наибольшее распространение она получила в засушливых областях.

На современных петроглифах защитная корка отсутствует, и они четко выделяются по цвету свежего скола на темном фоне камня. В процессе образования корки на поверхность, в первую очередь, выносятся оксиды железа и поэтому несколько более древние петроглифы имеют ржавый цвет. За счет последующего выноса соединений марганца, самые древние изображения почти не различимы на общем фоне «загорелой» породы и выделяются только по рельефу.

К сожалению, в настоящее время пока невозможно разработать метод определения абсолютного возраста петроглифов по толщине и составу защитной корки. Для этого необходимо учесть множество факторов: – изменение климата, состав породы, экспозицию склона и др., но ее цвет и интенсивность служат весьма надежным признаком при определении относительного возраста и времени нанесения петроглифов.

Большое значение при периодизации наскальных изображений Сармич-сая имеет место их нанесения. Ранние рисунки, в основном, сгруппированы на обособленных участках. Выделяются скалы, на которых выбивались присущие только им, характерные жанровые сцены, символические знаки или по-особому стилизованные изображения, например, пятнистые животные. Поздние же скелетные изображения нанесены бессистемно и практически повсеместно, где имеются подходящие обнажения пород.

Наиболее ранние – реалистичные и геометризованные рисунки силуэтного, ажурного и контурного типов выбивались на плоскостях трещин кливажа. Поздние – схематичные скелетные изображения часто встречаются на плоскостях сланцеватости. Плоскости кливажа более устойчивы к процессам выветривания, так как ориентированы под углом к сланцеватости и представляют собой как бы срез «слоеного пирога».

Плоскости сланцеватости представляют собой верхнюю корочку этого пирога, которая под действием процессов физического выветривания пород, легко отслаивается по сланцеватости и поэтому петроглифы, выбитые на них очень недолговечны.

Конечно, есть на скалах Сармича изображения не менее «загадочного» характера, чем «инопланетянин», но рассказ о каждом из подобных изображений займёт у меня очень много времени. Вкратце могу отметить, что очень любопытны петроглифы, так называемого мной периода – изображения людей в головных уборах, что также является уникальнейшим явлением в древнем изобразительном искусстве Центральной Азии.

Этот период наступил после изображения «круглоголовых» людей, выбитых по определенным канонам и в одинаковых позах с чрезвычайно тонкими и длинными руками, упертыми в бока, образно напоминая букву «Ф». Иногда на них можно различить ладошки, выбитые таким образом, что руки упираются в бока наружной стороной кистей. На некоторых рисунках, на относительно маленькой, круглой голове изображен длинный, заостренный, рогообразно торчащий вверх чуб. Дважды в правой руке «круглоголовых» встречены изображения какого-то длинного предмета типа меча или длинной палки. Часто рядом с «круглоголовыми» нанесены сравнительно маленькие фигурки очень реалистично переданных лошадей, которых, видимо, можно рассматривать как дополнение сюжета.

Люди в головных уборах или с прическами исполнены гораздо грубее и несколько схематизированы. Если в изображениях «круглоголовых» признаки половой принадлежности мужчин гармонично пропорциональны, то в период нанесения изображений людей в головных уборах, они в основном преувеличены. Люди стали изображаться не только в анфас (как в примере с «круглоголовыми»), но и в пол-оборота. Иногда художник показывал фигуры, держащие лук, гораздо реже в руках имеется нечто похожее, на лассо. Набор головных уборов весьма разнообразен – от широких шляп до причесок с перьями или связанными в пучок локонами волос.

Сегодня, я хочу обратить внимание только на один, вполне законченный изобразительный сюжет, который выбит художником на скале, ориентированной на запад. Это сцена изображающая поклонение группой людей некому существу, изображенному в верхней части композиции.

Почему я обращаю ваше внимание именно на этот сюжет? Дело в том, что это изображение уже неоднократно публиковалось в различных зарубежных журналах посвящённых уфологической тематике. Авторы публикаций, обычно утверждают о том, что на Земле некогда был контакт с инопланетянами. Возможно, это происходило неоднократно и в разное время, в разные эпохи. Суть сводится к тому, что именно извне на Землю были принесены некие знания, которые способствовали развитию человеческой цивилизации. Не буду подробно расшифровывать весь набор этих представлений любителей внеземных цивилизаций – вы все, думаю, хорошо об этом осведомлены.

Так вот, демонстрируя это изображения из Сармича, уфологии приводят его как один самых неотразимых аргументов пребывания инопланетян на Земле. Всё это весьма любопытно и было бы полезно для образования знаний об инопланетянах, если бы не одно «но». Это «но» заключается в том, что сармичский сюжет не имеет к инопланетянам никакого отношения.

Не буду долго терзать вас вариантами предположений и буду конкретен.

На скале, ориентированной на запад, выбита резцами сцена поклонения. Основным персонажем является герой, расположенный в верхней части композиции, имевшей размеры 90х110 см. Фигура основного персонажа обрамлена сияющим нимбом из двенадцати лучей, переданных в виде треугольных заштрихованных лучей, как бы исходящих от нимба. Если эти треугольники считать лучами света, исходящими от персонажа, то тогда они изображены в принципе обратной перспективы. Что не редкость для древней живописи вообще. Эти лучи образуют своеобразную, символическую корону. Конечно, не исключено, что эти треугольники могли бы символизировать и языки пламени. Это, однако, не мешает и не противоречит, как убедимся в дальнейшем, в нашем восприятии данного героя. Таким образом, внимание смотрящего акцентируется именно на нём. Хотя стоящая фигура с расставленными ногами и подбоченившимися руками имеет размер всего лишь в восемь см. Однако она приподнята над всеми, вероятно, цилиндрическим подиумом, который поддерживают руками две фигуры, изображённые ниже героя и стоящие на полусогнутых ногах.

Подиум с основным персонажем и фигурами поддерживающих людей покоятся на плоскости, которую держат на поднятых вверх руках две человеческие фигурки, сидящие на коне, идущем влево.

Правее и ниже этой сцены, изображены коленопреклонные фигурки людей. В руках у этих фигурок можно различить приношения: козлёнок, алтарь для огня, чашу (вероятно с напитком хаомы), какого-то неопознанного пока предмета и клевца (бронзового топорика). Отдельно изображены небольшие фигурки козлика, кабана (?). Все коленопреклонные персонажи имеют на лице повязки – падам. Эти специальные повязки надевались служителями (жрецами) храмов огня, для того, чтобы дыханием не осквернять святость огня.

Всмотревшись, абсолютно обосновано, учитывая, что это изображение в Средней Азии, мы можем предположить, что показана сцена жертвоприношения божественной сущности Митре из зороастрийского пантеона.

“Михр-яшт” — один из самых длинных и известных гимнов Авесты, старейшие части которого восходят, по крайней мере, к середине первого тысячелетия до н.э., а то и к более древним временам, ведь Митра — это божество индоиранского (арийского) пантеона, он почитался ариями за две тысячи лет до н.э. Первоначально, вероятно, Митра был богом договора, следившим за верностью заключенных между отдельными племенами соглашений (например, относительно пастбищ или водоёмов). Позднее он стал, видимо, почитаться и как бог-воин, сражающийся на стороне праведного, верного договору, и безжалостно уничтожающий вероломных нарушителей соглашений и лгунов, а также и как бог-судья над всеми людьми (в том числе и над душами умерших), и как солнечное божество, сопровождающее Солнце в его небесном полёте. У некоторых иранских народов почитание Митры полностью ассоциировалось с культом Солнца, и слова “Михр”, “Мира” (восходящие к древнеиранскому имени Митры) стали значить просто “солнце”. Поклонение Митре распространилось и за пределы иранского мира, послужило основой таинственных культов религии римских легионеров — митраизма, разнесённого ими по всей Западной Европе и соперничавшего с ранним христианством.

Благодаря своим неоспоримым поэтическим достоинствам, обилию мифологических и культурно-исторических данных и значению для изучения развития зороастризма, “Михр-яшт” принадлежит к числу наиболее исследованных авестийских текстов (хотя, разумеется, в нём остаётся ещё много неясного и загадочного), он неоднократно издавался и переводился на разные языки. 

Итак, отрывок из “Михр-яшт”[9]:

1. Сказал Ахура Мазда Спитаме Заратуштре: “Когда я создавал Митру многопастбищного, тогда наделил [я] его такими качествами, чтобы был он достоин почитания и восхваления [в такой же мере], как я сам, Ахура Мазда.

2. О Спитама, губит всю страну человек, нарушающий договор, нанося [этим] такой же удар по всему причастному Арте, как и сто кайадов[10]. Не нарушай договора, о Спитама, ни того, что заключаешь с [представителем] друджевского [мира], ни того, что [заключаешь] с единоверцем, причастным Арте; обоюдный ведь договор: и друджевский и артовский”. 

<...> 

4. За блеск его и Хварно я буду чтить Митру многопастбищного, вознося молитвы и [совершая] жертвенные возлияния. Митру многопастбищного мы чтим, который [дарует] мирное, хорошее житьё арийским странам.

<...> 

7. Митру, многопастбищного, <...> бдящего, мы чтим, 

8. которому молятся правители стран, идя на бой против кровожадного вражеского войска, когда смыкаются [его, врага] боевые порядки [на территории] между двумя странами, [находящимися] в состоянии войны, 

<...> 

11. которому молятся воины, [склонившись] к загривкам лошадей, силу испрашивая для упряжек, здоровья — для себя, бдительности против противников, возможности ответного удара по врагам, разгрома противника недружественного, враждебного одним ударом <...> 

12. Митру, многопастбищного, <...> бдящего мы чтим, 

13. который первым из божественных духов над Харой[11] приближается впереди бессмертного [Солнца], сам, на быстрой лошади; который, первым покоряет прекрасные, окрашенные в золото вершины и оттуда, наимогущественный, обозревает всю [землю], заселённую арийцами, 

14. доблестные властители которой совершают многие военные походы, высокие горы которой, с обширными пастбищами, богатые водой, способствуют [разведению] скота, глубокие озёра которой стоят с необозримой водной гладью, судоходные реки которой <...> спешат, низвергаясь, в сторону Ишкаты Парутской, Моуру в Харойве, Гавы Согдийской и Хорезма.

15. На Арэзахи и Савахи, на Фрададафшу и Видадафшу, на Ворубарэшти и Воруджарэшти и на такую часть света, как Хванирата блестящую, заселённую скотом, и с местами, здоровыми для обитания скота,— [на всё это] Митра взирает.

<...> 

17. Митру, многопастбищного <...> бдящего, мы чтим, которому никто не смеет лгать: ни глава семьи, [верховодящий] в семье, ни глава рода, [верховодящий] в роде, ни глава племени, [верховодящий] в племени, ни глава страны, [верховодящий] в стране <...> 

18. Лжёт ли ему глава семьи, [верховодящий] в семье, глава ли рода, [верховодящий] в роде, глава ли племени, [верховодящий] в племени, глава ли страны, [верховодящий] в стране, — сокрушает разгневанный, восстановленный против них Митра и семью, и род, и племя, и страну, и глав семьи во [всех] семьях, и глав рода [всех] родов, и глав племени [всех] племён, и глав страны [всех] стран [всех] племён. 

<...> 

28. Митру, многопастбищного <...> бдящего, мы чтим, который устанавливает колонны дома с высокими опорами, укрепляет косяки, столбы [ворот]. Тому дому, где [его] ублаготворили, дарует он стада скота и людей; и сокрушает другой, где его восстановили против себя. 

<…> 

64. Митру, многопастбищного <…> бдящего, мы чтим, 

65. быстрого из быстрых, верного из верных, могучего из могучих <...> дарующего изобилие, дарующего жир, дарующего стада, дарующего власть, дарующего сыновей, дарующего жизнь, дарующего хорошее существование, дарующего причастность к Арте. 

<...> 

116. Двадцатикратен договор между двумя друзьями, поддерживающими друг друга[12]; тридцатикратен между двумя членами одной общины; сорокакратен между двумя партнёрами; пятидесятикратен между мужем и женой; шестидесятикратен между двумя послушниками; семидесятикратен между учеником и наставниками; восьмидесятикратен между зятем и тестем; девяностократен между двумя братьями, 

117. стократен между отцом и сыном, тысячекратен между двумя странами, десятитысячекратен договор маздаяснийской Религии[13]<...> 

<...> 

119. Митру, многопастбищного <...> бдящего, мы чтимх[14]. “О Спитама, чти Митру. Расскажи [о нём] ученикам. Тебя, [о Митра,] станут чтить маздаяснийцы[15] месте со скотом мелким и крупным, вместе с птицами пернатыми, что летают на крыльях”. 

Аналогии мы находим на других художественных изделиях в Центральной Азии. Прежде всего на оссуариях – костехранилищах умерших зороастрийцев. Так на находке из кишлака Муллакурган, есть изображение жрецов с точно такими же повязками на лицах, как и на сюжете из Сармича. Изображения, нанесённые на стенки оссуариев, а именно так назывались в Европе многочисленные глиняные ящики (иранский термин – астаданы), предназначены для прочтения посвящёнными. Именно прочтения, ибо считалось, и это действительно так, что в основе искусства лежит описательное, повествовательное начало. А сюжет вообще любого традиционного искусства также не поддаётся литературному пересказу, как и музыкальное произведение. И не потому, что оно «дописьменное» искусство, - оно в неписьменное, так как основной его задачей было не описание внешней очевидности, но передача внутреннего, непреходящего смысла объекта или явления.

На боковой стенке погребального ящика оттиснуто изображение в рельефной манере с двух матриц. Одна матрица прямоугольной формы использовалась для украшения основной стенки ящики, а другая – треугольная – для крышки. Изображения были нанесены со всех сторон. На узких боковых (торцевых) стенках и крышке оттиснута лишь часть рисунка матрицы.

Представленное художником здание имело тройную аркаду. Архивольты арок украшены перлами, тимпаны – изображением половины четырех лепестковой розетки. Полуциркульные арки опираются на колонны, ствол которых сужаются кверху. Колонны завершаются конусовидными капителями и опираются на шары, покоящиеся на сложных базах, состоящих из тонкой плиты и трапециевидного основания.

В центральной арке художник изобразил высокий ступенчатый алтарь с огнём, состоящий из трёх частей. Основание алтаря четырёхступенчатое, где каждая из ступеней уменьшается кверху. Средняя часть алтаря вытянутая и оформлена узкой аркой. Верхняя часть его состоит из трёх ступеней, сужающихся вверху. Из неё вырываются семь языков пламени, где самым длинным является центральный.

В боковых арках модели здания расположены две мужские фигуры, обращённые лицом к алтарю. Торсы фигур развёрнуты в фас, лица даны в три четверти оборота, ноги – в профиль.

Одежда персонажей состоит из рубахи с длинными рукавами и округлой горловиной - судри. Ткань тонкая, на груди, коленях и рукавах драпируется мелкими складками в виде полумесяцев. На ногах облегающие сапожки. Лица обрамлены короткими волосами и окладистыми кучерявыми бородами. Нижняя часть лица у обоих мужчин прикрыта повязками - падам. Детали лица плохо оттиснуты. Напряжённые позы полусогнутых в коленях ногах фигур, говорят об изображении действия. 

Близкой аналогией можно считать и изображение на Севазском оссуарии из Кашкадарьи. На этом изображении мы видим, что перед столиком стоит жрец, выполняющий какой-то ритуал. Всей своей позой и движением правой руки, он показывает, что все его действия направлены к сидящему персонажу левой части композиции. Ладонь этой руки повёрнута вниз, но палец указует на сидящее лицо. На нём надета длинная рубаха судри, подпоясанная поясом зороастрийца – кусти, концы которой имеют довольно пышные кисти. Жрец с кудрявой густой бородой и непокрытой головой, на которой изображены волнистые волосы с пробором посередине. Лицо персонажа прикрыто специальной повязкой – падам. За локтём левой руки видна связка барсман – прутьев, используемых в храмовых ритуалах. В самой руке он держит продолговатый предмет, похожий на палочку, опустив его свободный конец на столик.

Во второй сидящей фигуре на этом оссуарии, одетым в двубортный кафтан, я считаю, художник попытался изобразить своё видение божественного Митры, поднявшего два пальца вверх, как бы указуя на «царствие небесное». Жест очень похож на тот, который изображён на гробнице ахеменидского царя Артаксеркса I в Накис-Рустаме, и трактуется как выражение скорби. На рельефе гробницы Дария, над входом в неё, так же изображены трое знатных персов, обращённых к царю, с правой стороны, с поднятой левой рукой ко рту, скрытой одеждой. М. Бойс считает этот жест ритуальным, выражающим скорбь и замечает, что зороастрийские священнослужители и сейчас таким образом произносят священные тексты по умершим. Однако, как известно от эпохи к эпохе значение этого жеста менялось. Оно у разных народов могло одновременно означать удивление, выражать адорацию, молитву, внимание, направление и т.д.

Расположение рядом с персонажем коня, конечно, было сделано не просто так. Конь, как мы уже говорили, был инкарнацией Митры. Это Митра выносит окончательное решение о судьбе души умершего человека. И на всей картине, развернувшейся перед нами, он является самой крупной фигурой, а стало быть, и главным действующем лицом, в этом загробном суде.

Митра это сражающийся воин Ахура Мазды. Предводитель всего воинства добрых сил против зла. И такой важный атрибут – как булава (боевая палица) у этого персонажа в левой руке, подчёркивает именно эту принадлежность персонажа.

Поднятая вверх правая рука сидящего на пятках человека, как бы вторит этому решению Митры. Правда, мы не видим соединённые в жесте два пальца, но то что это было именно так не оставляет никакого сомнения.

Взвешивание добрых и плохих дел символически отображено на оссуарии при помощи шарфа, концы которого обёрнуты вокруг кисти второго персонажа, сидящего на пятках с поднятыми руками, к запястью одной из них и приурочен второй конец шарфа. Именно эта, вторая фигура в этой сцене панно, меньше размером, скромно подобранным подолом платья точно также, как и у музыкантов, обращенная всем своим видом к сидящей крупной фигуре (по нашему предположению – к Митре). Похоже, что этот персонаж ниже его рангом. Можно ли его ассоциировать со Справедливым Рашну[16], который «держит на весах равновесие для всех душ»? Думаю, что и это предположение, бесспорно. Было бы наивно полагать, что божественная сущность будет взвешивать добрые и злые деяния на базарных весах, как обычный ростовщик…

Борьба за адептов между различными религиями в древнем Согде привела к необходимости создания зримых представлений перипетий души человека после смерти, в потустороннем мире, где властвуют иные законы и установления. Шла усиленная разработка иконографических образов божественных сущностей и души, появившиеся в результате этого стремления, изобразительные методы, которые превратились в художественные региональные школы. Каждая из них, привносила свои представления и толкования в «классику» верования.

Тема оседланного и красиво убранного коня перед алтарём Огня, без всякого сомнения, указывает на связь его с Митрой. Его присутствие в этой сцене обозначено изображением символического животного олицетворяющего именно его поэтизированный образ. Сам Митра, когда-то являлся древнейшем божеством договора у племён протоиранской общности. Позже, ему придали солярные черты, и Митра стал ежедневно сопровождать солнце в четырех конной колеснице. В Авесте он «Свет рассвета», носитель Арты (Истины, Правды), возглавляет небесное воинство в битвах с демонами и одновременно является судьёй у Чинвадского моста.

Если на севазском оссуарии он изображён в образе своего животного – коня, в качестве гаранта справедливого суда, то этим ещё не ограничиваются, в данном контексте, его функции.

В период длительного и неоднократного расслоения иранских групп племён и среднеазиатских кочевых объединений, конь, игравший колоссальную роль в жизни пастухов-скотоводов, был ещё и жертвенным животным, который сопровождал своего хозяина в потусторонний мир. Конь не только служил жертвенным животным, но и выполнял в загробном мире определённые услуги своему хозяину. Например, в Ригведе (Х, 56) имеется специальный гимн, посвящённый коню, несущемуся в полёте с телом умершего на третье небо, на вечные пастбища в обитель Ямы и Варуны. С этими аспектами функций коня были связаны и конные состязания на колесницах, а также скачки, как олицетворение элементов погребального и поминального ритуалов.

Этот обряд был известен и у иранцев. Там, существовало представление, что жертвоприношение коня и жертвенный огонь побеждает смерть. Это стремление людей к бессмертию, к возрождению после смерти было видимо, переосмыслено реформой Заратуштры, когда он с введением понятия о рае и аде, количество очень дорогостоящих жертвоприношений коней и других животных уменьшилось, видоизменившись в чисто символическую форму. Конь стал лишь присутствовать на похоронах, считаясь посвящённым покойному.

Этот обряд с конём хорошо известен и сегодня в траурных ритуалах ряда стран, при погребении высокопоставленных или королевских особ. Истоки его следует усматривать в древнейших формах зороастрийской традиции.

В Ахеменидском Иране, судя по погребальному обряду Кира, существовали такие же близкие обычаи. Камбиз, приемник Кира, установил в честь души покойного царя совершать ежедневно жертвоприношение овец и только ежемесячно - коня, посвящённого солнцу. Это изображение было вырезано над дромосом (лазом) в камеру гробницы. Вероятно, оно должно было служить в качестве символа бессмертия, погребённого в раю. (?) Эти жертвоприношения приносились до конца правления династии. Нам известен целый ряд фактов для Сасанидского времени, где были учреждены именные целевые фонды, главным образом недвижимости, доход от которых должен был идти на поддержание Огней «для души и имени», то есть персональных поминальных храмов (Михр-Нарсэ, Шапур I).

Имеются сведения, относящиеся к парфянскому времени, в которых говорится, что там также выделялись средства в виде подношений в храмы «для души». Случалось, что это происходило даже ещё при жизни царя. В Средней Азии мы имеем таких примеров немало для времени предшествующей наступлению новой эры.

Несомненно, что и Сурх-Котальский храм, который, по мнению его исследователей, был основан Кушанским царём Канишкой, создан в качестве подношения от имени правителя, «для души». Если позволял достаток, то это было обычным явлением для зороастрийцев Средней Азии.

 Другие слои населения пользовались общественными храмами предков, делая по мере надобности, в зависимости от материального состояния, разовые приношения. Храмы были повсеместны на территории Согда и его регионов. Об этом мы уже говорили. Но для этой темы, важны сведения из шапуровской надписи на Каабе Зороастра о том, что поминальные обряды сопровождались жертвоприношениями вином, хлебом и баранами. Профессор Лондонского Университета Мэри Бойс предполагала, что Огонь (Адур) Бурзен Михр, основанный при Аршакидах, изначально был таким целевым храмом, а при Сасанидах стал одним из трёх великих Огней Ирана.

Участие коня в погребальном обряде Согда подтверждается целым рядом археологических находок. Например, в храме II из древнего города Пенджикента, в некоторых росписях домов знати оттуда же. Подобная тема известна и в изображениях каменного поминального памятника первой четверти VI в. в Северной Хэнани и в росписях дворца Вархумана из самаркандского Афрасиаба. Персонажи на знаменитой афрасиабской фреске также носят специальную повязку перед ртом, как знак почитания священного огня и принадлежности к касте жрецов и на этой же росписи, мы видим жертвенного коня, красиво украшенного и окружённого почётным эскортом.

Ещё одна находка, которая была сделана в Мерве, указывает на прямую связь оседланного и покрытого попоной коня с солнечным Митрой и Огнём. Это небольшая терракотовая статуэтка III-V вв. на груди и крупе, которой были нарисованы чёрной краской четыре свастики, крест, круги и круг с точкой в центре, круг с крестом и тамгообразный знак. Набор символов на лошадке позволяет думать о её культовом предназначении и, что не исключено, возможном использовании в погребальной практике. Символика знаков уводит нас в представление о небесном коне. На этой терракоте явственно проступает та же связь коня с алтарём, что и на севазском оссуарии.

У некоторых Среднеазиатских племён Митра то отождествлялся с солнцем, то отделялся. Вопрос о культе солнца и огня, и их связи с культом коня у савроматов и массагетов был рассмотрен К.Ф. Смирновым, у саков Памира – Б.А. Литвинским. Ссылаясь на Г. Виденгрена, он пишет, что в среде древнеиранских племён и народов, у которых конь часто выступал в качестве жертвоприношения божеству Солнца. Существовала тесная связь между представлениями о коне, солнце и Ахура Мазде[17].

В Авесте Ахура Мазда ассоциируется с огнём и светом. В Ясне Семиглав, близкой к Гатам, солнце и свет дня описывается как зримо воспринимаемый образ Ахура Мазды. В более поздних Ясна и солнце, и огонь рассматривается как сыновья Ахура Мазды или как его глаза. До зороастрийский Ахура был связан с концепцией истины. Я вполне допускаю также, что солнечное божество массагетов не обязательно могло быть Ахура Маздой. Им мог быть и Митра или комплексное божество «Митра Ахура», в котором слились черты характерные и для того и другого. К этому подводит наименование солнца у части памирцев, восходящее к имени Ахуры Мазды. Хочу, кстати заметить, что само название – «Памир», звучит в действительности как «Па-и-Михр»! Переводится, как «Подножье Митры».

В Ригведе инкарнацией бога Солнца является конь только светлой масти. Парфянский царь Вардан принёс в жертву солнцу взнузданного, как для процессии, лучшего белого коня несейской породы[18].  У западноевропейских народов чёрный конь чаще всего связан со смертью, похоронами, дьяволом, но также и с «хозяином коней».

В захоронениях алтайских курганов Пазырыка, Толстой Могиле и Аржане были убиты и захоронены десятки и сотни сильных жеребцов в золотисто-рыжей масти, реже серебристо-серой. Любопытный штрих даёт самаркандская легенда «о живом царе» святом Кусаме и его сподвижниках Хызре и Ильясе, правящими душами предков. Некий воин был послан к колодцу Шах-и-Зинда, с целью убедиться, что Кусам жив. В колодце им был обнаружен вход в рай, где на лугу он увидел 200 тысяч осёдланных коней. Дворец, где восседал Кусам на троне, заполнила толпа людей, одетых в белые и зелёные одежды. К его трону со всего мира слетались на конях души умерших. И хотя эта легенда была записана археологом В.Л. Вяткиным в Самарканде в конце ХIХ века, она доносит до нас реликты прошлых до исламских времён[19].

Эта легенда, косвенно подтверждает представления о том, что конь может быть транспортным средством для душ умерших при доставке их к Чинвадскому мосту. По крайней мере, у какой-то части населения Согда – из среды осевших скотоводов, в этом не было никакого сомнения и, в течение почти трёх тысячелетий, эта уверенность сохранялась.

Для сравнения, можно вспомнить, что в сочинении IX века «Арда Вираз Намаг» вознесение святого Вираза к гардоману в сопровождении Адура и Сроша происходило следующим образом – с первого шага он попадал в сферу звёзд, со вторым шагом – в сферу луны, с третьим – в сферу солнца[20].

У современных таджиков сохранилось в обрядовых песнях название погребальных носилок – «аспи чубин», что в переводе означает – деревянный конь. На кладбищах в долине верхнего Зеравшана, довольно часто можно встретить шесты с фигурками коня и всадника, изготовленных из одежды и волос умершего над могилами детей, молодых юношей и девушек.

На изображении севазского оссуария, оседланный и изукрашенный конь, стоящий перед алтарём мог выступать в любой из трёх ипостасей – символизировать Митру, жертвенное животное и как средство передвижения душ умерших.

Культ коня в Среднюю Азию принесли из южнорусских степей ранние индоиранцы ещё где-то около середины второго тысячелетия до нашей эры.  Этнографические данные из некоторых районов Средней Азии связывают участие коня в погребальной обрядности с ещё одним аспектом – передачей животному грехов покойного при выносе его из дома. Это так называемый обряд давра или фидия. Однако у меня нет данных о существовании этого обряда в раннесредневоком Согде. Возможно, что это переосмысленное участие коня в погребальном обряде уже произошло при исламе. Ведь, как мы неоднократно убеждались, приспособление древних традиций к исламской идеологии происходило в очень свободной и беззастенчивой форме.

 Итак, я хотел бы напомнить вам о содержании одного очень известного гимна – “Хуршед-яшт”[21]:

« <...>

Радости Солнца бессмертного, светлого, чьи кони быстры,

— молитва и хвала, радость и слава.

“Как наилучший Господь...”

1. Мы молимся Солнцу

Бессмертному Свету,

Чьи кони быстры.

Когда Солнце светит,

Когда Солнце греет,

Стоят божества

Все сотнями тысяч

И счастье[22] вбирают,

И счастье вручают,

И счастье дарят

Земле, данной Маздой,

Для мира расцвета,

Для Истины роста.

2. Когда всходит Солнце,

То данная Маздой

Светится земля,

Святятся все воды,

И те, что проточны,

Источников воды

И воды морей.

Творенья святятся

Все Духа Святого.

3. Не всходит же Солнце,

И Дэйвы всё губят,

Что есть на земле.

И здесь небожители

В мире телесном

Не могут пробыть.

4. Кто молится Солнцу,

Бессмертному Свету,

Чьи кони быстры,

Чтоб с тьмою бороться,

Для дэвов отпора,

Рожденных из тьмы,

Бороться с ворами,

От ведьм с волхвами,

Защиты от гибели

И Забытья[23]—

Тот молится Мазде,

Святым и Бессмертным,

Своей же душе.

Божеств ублажает

Земных и небесных

Кто молится Солнцу,

Бессмертному Свету,

Чьи кони быстры.

5. Помолимся Митре,

Луга чьи просторны,

Тысячеухому,

Чьих глаз мириад,

Который бьёт метко

Своей булавою

По дэвов башкам[24],

Помолимся связи,

Из всех наилучшей,

Меж Солнцем с Луной.

6. Молюсь ради счастья

Я громкой молитвой

Бессмертному Солнцу,

Чьи кони быстры,

Бессмертному Свету,

Чьи кони быстры,

Свершу возлиянья

Из хаомы сока,

Прутами барсмана

И речи искусством,

И мыслью, и делом,

И истинным словом

Я Солнце почту.

“Молитвы тем приносим,

Кому признал молиться

Ахура Мазда благом”[25].

<...>

7. “Как наилучший Господь...” (Два раза.)

Молитву и хвалу, мощь и силу

прошу Солнцу бессмертному,

светлому, быстроконному.

“Истина — лучшее благо...”

Вероятно, эти строки, священного для зороастрийцев писания, как нельзя объективнее представляют нам того, кто изображён древним художником на скале Сармича. Таким образом, я с удовольствием соглашусь с уфологами, что это отображение – инопланетянин, если они, разумеется, докажут мне, что сам Митра был инопланетянином, в прямом смысле этого слова.

Существует сегодня и «Теория древних астронавтов», которая пытается решить проблему, так называемого палеовизита на основе обыденного «здравого смысла», поверхностных аналогий и субъективной уверенности в правильности выдвигаемых интерпретаций уфологов.  

Следует определённо отметить, что основной поток публикаций по «теории древних астронавтов» характеризуется следующими чертами:

– Во-первых, поверхностным знакомством авторов с фактами и методами исторического исследования. В результате из книги в книгу кочуют «следы палеовизита», которые либо недостоверны, либо легко объяснимы без помощи «пришельцев из космоса». Сторонники «теории древних астронавтов» трактуют в свою пользу любые сомнения по поводу техники постройки или же функционального назначения того или иного исторического памятника. Если же это не помогает, они просто спрашивают: «А могут ли учёные доказать, что данное сооружение не воздвигнуто космическими пришельцами?» Учёные могут это доказать, но доказательства «повисают в воздухе», ибо никак не воздействуют на задающих вопрос. «Защитный пояс» вспомогательных предположений в «теории древних астронавтов» преодолеть невозможно – он убедительно (с точки зрения сторонников этой «теории») преобразует любые контрдоводы в нейтральные или даже в подтверждающие примеры. Зачастую критика «преастронавтических» построений бывает даже излишня, – они, так сказать, рушатся под грузом собственных достоинств. Но в целом «теория древних астронавтов» – не просто фикция, а скорее один из вариантов неверного подхода к глубокой и серьезной проблеме.  Именно это заставляет уделять ей внимание с методологической точки зрения.

– Во-вторых, отсутствием каких-либо специальных методов анализа, ориентацией на внешнее сходство «следов» с объектами и ситуациями, заимствованными из сегодняшней практики человечества или же научно-фантастической литературы. Более того, практически никто из представителей «преастронавтики» не осознаёт необходимости разработки таких методов. Это не случайно. На проблеме палеовизита, сторонники «теории древних астронавтов» на деле весьма осторожно относятся к таким попыткам и пытаются включить их в сферу своего влияния. Этому, разумеется, способствует и «непримиримая» позиция некоторых учёных по отношению к самой проблеме палеовизита. Такая позиция невольно толкает исследователя навстречу паранауке. Но в данном случае существеннее другое: расширение научных исследований проблемы палеовизита сделало бы «преастронавтику» в значительной мере ненужной.

Грандиозный ажиотаж вокруг «теории палеовизита» породила книга, ставшего после этого известным, журналиста Эриха Дэникена «Воспоминания о будущем». По правде сказать, это была уже далеко не первая книга о пришельцах из космоса.  Одной из известнейших публикаций на эту тему, якобы основанной на научных фактах, следует отметить рассказ советского писателя Александра Казанцева в журнале «Вокруг света» за январь 1946 г.: «Взрыв» о тунгусском метеорите, упавшем в сибирской тайге в районе Подкаменной Тунгуски 30 июня 1908 году[26].

И если в фантазиях Казанцева, хотя бы существовала весьма загадочная, но всё же достоверная основа, то в книге Дэникена все элементы доказательной базы были построены на фальсификации, прямого надувательства и лжи, помноженной на полнейшую логическую глупость.

При полевых исследованиях наскальных рисунков на Сармич-сае, нами были найдены каменные орудия и множество отщепов, которые косвенно позволяют предположить, что время нанесения петроглифов может быть датировано и различными периодами каменного века.

Особый интерес представляет грот, расположенный ниже картинной галереи, где было бы целесообразно провести археологические изыскания, чтобы определить, был ли он заселен в древние времена. Закопченный свод грота, свидетельствующий о длительном пребывании в этом месте людей, позволяет мне надеется, что эти предстоящие археологические работы могли бы, несомненно, открыть новые страницы истории Сармич-сая, как памятника древней художественной и духовной культуры народов, некогда обитавших на этих территориях. 

Ещё об одном феномене в связи с появлением «пришельцев» я бы хотел напомнить – это электромагнитные поля. Воздействие электромагнитных полей на сознание человека подробно исследовалось учёными. Именно такое воздействие и рождает в сознании представление о монстрах, о контактах с нечто непознаваемым, страшным. В древности это были, без всякого сомнения, духи, дьяволы, нечистая сила. В ХХ веке – пришельцы из космоса, и только.

Отмечая Сармич как объект художественного собрания уникальной картинной галереи древних, я нисколько не преуменьшаю значение памятников наскальной живописи в других регионах Центральной Азии. В первую очередь это памятники уникального изобразительного творчества в Саймалы-Таше, Жалтырак-Таше, Чолпон-Ата, Орноке (все в Киргизии); в Тамгалы, Саяке, Теректы, Усеке, Кульджабасы, Арпаузене, Мойнаке, Ешкиольмесе, Джабаглы, Койбагаре, Байконуре (все в Казахстане) и др.   

III.

В завершении я должен сказать, что: интенсивное освоение земель в строительных и хозяйственных нуждах, создают реальную угрозу потери для истории этих памятников мегалитической культуры.

Должен также с большим сожалением сообщить вам, что ни один памятник мегалитической культуры нашей Республики не имеет научного паспорта, охранной зоны или статуса охраняемого исторического объекта. Таким образом, тысячи уникальных объектов материальной культуры древности обречены, практически повсеместно, на полное уничтожение.

Вы видели по моим немногочисленным фотографиям, как относятся к мегалитам в некоторых странах мира, где отношение к культурному наследию не несёт потребительского либо политизированного характера. Незнание собственной истории, культурная необразованность, не является оправдывающим аргументом в бездарной политике сохранения в нашей стране по отношению к этим уникальным по своему научному, культурному, духовному значению, памятников.

Думаю, что может быть кто-либо обратит более пристальное внимание на архитектурно-художественные и древнекультовые памятники былой истории народов, обитавших на этих пространствах.

1. 1. Для этого надо разработать Проект, в котором долговременной целью должно являться ознакомление широкого круга людей с неизвестными памятниками художественного творчества мирового масштаба, сохранившихся в течение многих тысячелетий в ущелье Сармич, урочища Кара-кия, Чодак, Чаткал, а также с ранее неизвестными археологическими памятниками мегалитических культур Центральной Азии. Сбор и научная интерпретация древних наскальных изображений в наиболее выдающихся примерах со всей территории Республики. Копирование и фиксация изображений, возможный демонтаж и доставка образцов наскального искусства. Отбор и подготовка экспозиционного материала из числа шедевров древней наскальной живописи и графики, изготовление фотографий и имитационных копий, планшетов и подиумов для подлинных образцов. Проведение анализа и обобщений, описание экспонатов для хранения, а также подготовка текстов и иллюстраций для буклетов и красочных (подарочных) альбомов, рассказывающих о древнейших образцах художественного творчества прошлого населения Средней Азии.
2.  
3. 2. Подготовить рекомендации по сохранению уникальных объектов для дальнейшего изучения и приспособления к туристическим аспектам эксплуатации. По результатам исследовательских работ подготовить и издать красочные альбомы, научные и иные публикации, рассказывающие о загадочных памятниках древних и неизвестных науке культур. Подготовка материалов к созданию передвижной выставки памятников древнейшего искусства в высококачественных копиях наскальной живописи и графики (петроглифов), диорамах и фотоиллюстрациях, буклетах и альбомах для демонстрации за пределами Республики Узбекистан. Создание передвижной выставки археологических и художественных артефактов, обнаруженных во время археологических исследований. Выставка будет оформлена диорамами, фотоиллюстрациями, буклетами и иными видеоматериалами.
4.  
5. 3. Проведение цикла археологических исследований на древнем комплексе Сарыкол, Чодак, Алмалык, для чего необходимо провести топографическую съёмку всей территории объектов, архитектурное вычерчивание памятников и групп сооружений, фото фиксация каждого памятника в полном объёме. В целях сохранения предметов древнего художественного творчества, предметов материальной культуры от уничтожения, а также для определения характеристики памятников в полном объёме, необходимо срочно провести археологические раскопки погребальных сооружений и культово-храмовых архитектурных остатков.
6.  
7. 4. По результатам археологических работ подготовить к изданию цветной, иллюстрированный альбом на 2-3 языках, для распространения среди тур фирм, гостиниц и т.д.
8.  
9. 5. Создание передвижной выставки по результатам археологических исследований в виде фотографий, чертежей и экспозиции находок из древних культово-погребальных сооружений Сарыкола, Чодака, Алмалыка, Булак-баши и возможно других наиболее интересных и значительных по масштабу мегалитических памятников нашей страны.

Решение программы настоящих работ требует комплексного подхода и оригинальности замысла. В экспозиции и научных материалах, учётной документации должно будет отражено функциональное значение этих грандиозных каменных сооружений, определены ритуалы религиозных мистерий, проводившихся на культовых площадках мегалитов. Кроме того, должны будут приближённо определены и аналогичные сооружения с территорий Алтая, Тувы, Забайкалья и Монголии. 

[6] Тубулевич И. Японские легенды о Христе. // Наука и религия. М. 1990, №1. С.32-33.

[7] Тубулевич И. Могила Христа и пирамиды в Японии. // Аргументы. Варшава, 1988, № 52 и 1989, №1.

[8] Каптеева Т.П. Искусство стран Магриба. М. 1980. С.98.

[9] Перевод С.П. Виноградовой

[10] Кайады — еретики. 

[11] Хара – священная гора в представлении зороастрийцев, где располагается трон Ахура Мазды.

[12] Стоящий в тексте термин, в переводе которого исследователи существенно расходятся, позволяет, видимо, предполагать, что имеется в виду и обязанность материальной поддержки друг друга или партнёра.

[13] Тут определенно подразумевается имущественная поддержка, взаимонезависимость, партнёрство. 

[14] Далее следуют слова Ахура Мазды.

[15] Маздаяснийцы – именно так называют себя последователи учения Заратуштры – т.е. зороастрийцы. 

[16] Рашн (от авестийского Рашну) — божественная сущность Справедливости, брат Аши, Сроша и Михра. Судит души умерших у моста Чинвад, взвешивая их поступки на точных весах.

[21] Перевод И.М. Стеблин-Каменского

[22] Словом “счастье” переведено здесь авестийское “Хварно”.

[23] Забытье — подразумевается демон забывчивости и беспамятства, дэв Маршаван.

[24] По отношению к злым демонам-дэвам употребляются слова так называемого “дэвовского” лексикона: дэв не “ходят”, а “шатаются”, у них не “лица”, а “морды”, не “головы”, а “башки” и т.д. (сравн. примеч. к “Яшт” 1.27).

[25] Следуют стандартные заключительные формулы — см. “Яшт” 1.33 и примеч. к “Яшт” 5.132.